Спала Саша голышом. Утром, к завтраку, пришлось надеть кофту. За ночь место татуировки распухло еще больше, когда ткань задевала рану, появлялось желание взвыть.
Но родители не замечали ее кислого вида. Утро, отец с отрешенным видом уткнулся в газету, мама мечется между сковородкой с оладьями и холодильником.
– Саша, передай мне хлеб, – попросила мать.
А хлебница у них устроена неудобно, в щелке между микроволновкой и сушкой. Саша потянулась, сделала неловкое движение, задела руку, скривилась от боли. В лицо ей, к счастью, никто не посмотрел, и девушка порадовалась: пронесло. Но тут вдруг отец спросил:
– А что это у тебя на рукаве?
– Э-э… просто грязь. Сейчас переоденусь. – Саша постаралась, чтобы голос звучал беззаботно.
Но родители уже переглянулись. Насторожились. И немедленно ринулись в атаку.
– Саша! Не морочь мне голову. Это кровь, – тоном прокурора молвил отец.
– Не скрывай от нас! Что случилось? – вскрикнула мама. – Это ножевое ранение?!
– Да просто царапина, – попыталась понизить накал страстей девушка.
Но отец строго потребовал:
– Снимай кофту.
Саша, морщась от боли, повиновалась.
– Какой ужас, – ахнула мать. – Только подумать. Ты ведь приличная девушка! Зачем ты сделала это? Зачем?!
– Как зэчка теперь, – пригвоздил папа. – Все будут думать: зону топтала.
– Те, кто топтал, купола церковные себе колют, – буркнула Саша. – По количеству лет отсиженных.
Но родитель продолжал обливать презрением:
– А ты подумала, как это будет выглядеть – когда тебе будет лет восемьдесят? Тюльпан на обвисшей коже, ну и картина.
– Я где-то слышала… – растерянно произнесла мама, – что татуировку можно легко свести. Но только надо это делать немедленно – пока рана свежая. Давай узнаем… Я сейчас позвоню…
– Не буду я ничего сводить! – возмутилась дочь. – И не надо на меня смотреть, как Ленин на мировую буржуазию. Что такого страшного я сделала? Не ограбила. Не убила. А татушки сейчас у всех.
– Ну, да, – поджала губы матушка. – У всех, кто больше ничего продемонстрировать не может и ничего из себя не представляет.
С отчаянным лицом шваркнула на тарелку подгоревший оладушек. Убитым голосом произнесла:
– Что будет дальше? Оранжевые волосы? Кольцо в носу?
Саша сделала вид «мне все равно» – хотя больше всего ей сейчас хотелось расплакаться.
Тоже мне, родители. Семья. Они даже не попытались спросить: зачем? Было ли больно? Почему именно тюльпан?
Впрочем, так шло всю жизнь, с раннего детства. Отец, Иван Олегович, сразу расставил приоритеты. Он – мужчина, кормилец. Работа превыше всего. И вообще девочку должна воспитывать мама.
Ну, Ольга Егоровна – та пыталась. Приобщала дочку к шитью, кулинарии. Рвалась поиграть с ней в куклы. Стать подружкой. Точней, не так. Дочку – превратить в любимую игрушку. Наряжать ее, поучать, причесывать, наказывать.
Но Саша – будто назло – уродилась не куклой, а стойким оловянным солдатиком. |