Такого шанса у них не было.

Об этом позаботился Джим Сифлауэр, главный карантинный офицер четвертого терминала Хитроу. Мужчина руководил перемещением этой партии приматов в просторный карантинный центр, находящийся в стороне от исхлестанной дождем взлетной полосы. К карантину приматов подходили очень серьезно, и Сифлауэр отлично понимал почему.

В 1989 году партию обезьян вот таким же рейсом доставили в вашингтонский аэропорт имени Даллеса. По прибытии клетки с животными перевезли из аэропорта в лабораторию – «обезьяний дом», как называли его те, кто занимался этим бизнесом, – расположенную в Рестоне, одном из престижных пригородов американской столицы.

В те времена карантинные законы были несколько менее жесткими. Обезьяны начали массово умирать. Заболели лаборанты. Оказалось, вся партия заражена вирусом Эбола.

В итоге американские военные специалисты по химической и бактериологической защите были вынуждены вмешаться и «очистить» лабораторию, усыпив всех до единого животных – многие сотни больных обезьян. Рестонский обезьяний дом превратился в мертвую зону. Там не оставили в живых ни единого микроорганизма. Затем помещения опечатали и покинули практически навсегда.

Единственной причиной, по которой вирус не убил тысячи, а может, и миллионы людей, являлось то, что он не передавался воздушным путем. Имей рестонский вирус Эбола чуть больше сходства с гриппом, он начал бы косить людей, подобно вирусному смерчу.

К счастью, вспышку рестонского вируса Эбола удалось локализовать. Но как следствие были введены гораздо более строгие, жесткие карантинные законы, и Джим Сифлауэр намеревался позаботиться о том, чтобы сегодня в аэропорту Хитроу их соблюли неукоснительно.

Лично он считал, что шестинедельный карантин был несколько жестоким, но, видимо, риск полностью оправдывал эти новые требования. Как бы то ни было, данные законы предоставляли ему и его подчиненным приличную, надежную, хорошо оплачиваемую работу, поэтому жаловаться Сифлауэру не приходилось.

Наблюдая за выгружаемыми из самолета клетками с приматами – каждая с надписью на боку: «Закрытая акционерная компания „Заповедник приматов Катави“», – он подумал, что эта партия выглядит на удивление здоровой. Обычно часть животных умирала во время перевозки в результате перенесенного стресса. Но эти ребята, похоже, сдаваться не собирались.

Они были полны жизни и энергии.

Однако от заповедника приматов Катави ничего иного Сифлауэр и не ожидал. Он руководил выгрузкой десятков грузов этой компании и был знаком с ее высочайшими стандартами.

Сифлауэр наклонился, чтобы заглянуть в одну из клеток. Он всегда старался составить мнение касательно общего здоровья партии, чтобы организовать карантин как можно более эффективно. Если некоторые из обезьян больны, их необходимо изолировать, чтобы они не заразили остальных. Покрытая серебристой шерстью чернолицая зеленая мартышка отпрянула и забилась в дальний угол. Как правило, приматам не нравится, когда люди пристально глядят им в глаза. Они воспринимают такое поведение как агрессивное.

Впрочем, этот малыш был просто великолепен.

Сифлауэр повернулся к другой клетке. На сей раз, когда он заглянул внутрь, ее обитатель бросился на решетку, злобно заколотил по ней кулачками и оскалил клыки. Сифлауэр улыбнулся. Этот малец явно забияка.

Он уже хотел отвернуться, как вдруг зверек чихнул прямо ему в лицо.

Офицер замер и внимательнее присмотрелся к обезьянке, но с виду она была вполне здорова. Скорее всего, это лишь реакция на холодный, насыщенный влагой сырой воздух Лондона.

К тому времени как всех семьсот приматов переместили в карантинные блоки, рабочий день Джима подошел к концу. А если точнее, чтобы закончить работу с этой партией животных, ему пришлось задержаться на целых два часа.

Он вышел из аэропорта, сел за руль своего автомобиля и поехал домой, по дороге выпив пива в местном баре.