Семья Зверевых проживала в трехкомнатной квартире недалеко от центра. Едва перешагнув порог, полковник понял, что имел в виду Лямин, говоря об обстановке зверевского жилища. Дело тут было, впрочем, не только и не столько в обстановке как таковой, хотя и в ней тоже. Само расположение и планировка квартиры были таковы, что невольно наводили на мысль о немалых деньгах. Сама по себе обстановка не представляла особого интереса – здесь все было дорого, но безвкусно. Сорокин насмотрелся на такие квартиры досыта. Так обычно живут богатые купчики из новых, которые сумели заработать энную сумму, но еще не прослышали о том, что на свете существуют дизайнеры-интерьерщики, и потому обставляют свои берлоги по собственном вкусу и разумению. Жена подозреваемого была тоже вполне обыкновенной дамой средних лет, выряженной в шелковое кимоно с драконами и почему-то в туфли на высоком каблуке, что слегка покоробило даже не искушенного в светском этикете милицейского полковника. В общем, решил Сорокин, если бы ее одеть по-человечески, расчесать эти крашеные букли, придающие ей какой-то овечий вид, да стереть с лица толстый слой косметики, она вполне могла бы произвести на Лямина совсем другое впечатление. Вот только голос... Сорокин с трудом удержался от того, чтобы поморщиться при пронзительных, похожих на скрип несмазанных дверных петель звуках этого голоса, и мимоходом подумал, что отсутствие Николая Зверева у домашнего очага, вполне возможно, объясняется куда более прозаическими причинами, чем совершение убийства. Такие голоса можно слышать на базаре, да и то нечасто, и слушать эти скрипучие вопли изо дня в день на протяжении многих лет, наверное, было ужасно противно.

– Да не знаю я, где его, кобеля, черти носят, – решительно заявила эта дама в ответ на вопрос полковника о том, где, по ее мнению, может в данный момент находиться ее благоверный. – Не знаю и знать не хочу. По мне, так лишь бы зарплату вовремя приносил, а так пусть хоть вообще не появляется. Чего он натворил-то?

– Да так, – осторожно пожал плечами полковник. – В общем, ничего особенного. Просто хотелось бы потолковать.

– Вот и ищите его сами, чего ко мне-то привязались? – не утруждая себя излишней дипломатичностью, отрезала Зверева. – Я его рожу видеть не могу.

– За что ж вы его так не жалуете? – добродушно спросил полковник.

– А чего его жаловать? Тоже мне, принц-королевич выискался на мою голову.

– А вы не боитесь, что при таком отношении он от вас сбежит? – осторожно поддал пару полковник.

– Он-то? – презрительно усмехнулась Зверева. – Пускай попробует. Далеко не убежит.

– Интересно, – сказал Сорокин и с удовлетворением увидел, как его собеседница буквально на глазах поджалась, поняв, что сболтнула лишнее. – Что же это вы про него такое знаете, что он от вас не убежит?

– Да не знаю я про него ничего и знать не желаю, – взяв тоном ниже, ответила Зверева. – Любит он меня, вот и все. Куда ему бежать-то? К шалавам своим, что ли? Это у него всегда так – набегается, нашкодит, а потом все одно домой приползает, кобелина шелудивый.

– Любит, значит... – задумчиво повторил Сорокин. – Что ж, очень может быть, что и любит. А коллекцию его вы мне покажете?

– Это ножи-то? – переспросила Зверева, явно очень довольная тем, что разговор ушел от скользкой темы семейных отношений.