Изменить размер шрифта - +
Эта скамейка может понадобиться кому-нибудь с более серьезной травмой.

Он помог сыну надеть пальто и взял его на руки. Брет обнял его и зарылся лицом ему в шею, когда они вышли из школы под крупный, медленно падающий снег. Возле машины отец опустил Брета на землю.

Мальчик стоял и ждал, пока отец откроет дверь. У него замерзли руки, и он сунул их в карман, где лежали перчатки. Перчаток там не оказалось. Мама всегда следила за тем, чтобы они были в карманах «на всякий случай».

Отец распахнул переднюю дверцу, завел мотор, и само собой заработало радио. Передавали популярную рождественскую песенку «Тихая ночь». Отец быстро выключил его.

Липкие хлопья снега залепили лобовое стекло, отделяя их от остального мира. Дворники двумя взмахами расчистили полукружия на стекле. Брет наблюдал за тем, как они размеренно движутся из стороны в сторону – скрип-скрип, скрип-скрип – в такт его сердцебиению. Все лучше, чем смотреть на отца.

Машина тронулась и выехала со школьного двора. Отец свернул на Ледниковый тракт, затем на Главную улицу, а оттуда на Каскад-авеню. В полном молчании они миновали пустую парковку возле кофейни и проехали вдоль темных витрин салона красоты, рядом с которыми вход в питейное заведение Зика казался чересчур многолюдным.

– Готов поклясться, что у старины Зика в эту пору больше хлопот, чем у однорукого курьера, – сказал отец.

Это было его любимое выражение. Он считал, что как бы сильно ни был занят человек, у однорукого курьера всегда забот больше. Хотя никто, в сущности, не знал, кто такой этот курьер.

– Да, – буркнул Брет.

– Многих эта погода застанет врасплох. Слишком рано для такого снегопада.

На протяжении следующих нескольких миль отец не проронил ни слова. Когда они выехали за пределы города, асфальтированное шоссе с тротуарами закончилось и сменилось дорогой с гравийным покрытием, которую замело так сильно, что невозможно было различить следы шин. Отец переключил рычаг коробки передач и снизил скорость.

Брету хотелось, чтобы он не заводил снова разговора о том, что надо навестить маму. От одной мысли об этом ему уже становилось нехорошо. Он предпочитал убеждать себя в том, что мамы сейчас вообще нет в городе, что она уехала в Канаду на выставку лошадей.

Брет ненавидел, когда ему напоминали о том, что мама в больнице. Ему хватало мучительных воспоминаний о ТОМ ДНЕ. Он крепко зажмурился, стараясь отогнать их, но они снова возвращались. Он предполагал, что эти воспоминания живут в его спальне под кроватью и выползают, как привидения, каждую ночь, когда отец гасит свет, уложив его спать, и плотно закрывает за собой дверь.

– Я не могу поклясться, что с ней все будет в порядке, – с тяжелым вздохом ответил Лайем. – Я не могу поклясться даже, что она вообще когда-нибудь проснется. Но я всем сердцем верю, что ей нужно сейчас, чтобы ты в этом не сомневался, сынок.

– Я не сомневаюсь.

Брет съежился на сиденье. Он сказал это слишком быстро; отец наверняка понял, что он врет.

Брет прижался головой к стеклу и закрыл глаза. Он не хотел видеть маму, лежащую на больничной койке. Ему больше нравилось думать, что она по-прежнему жива и здорова. Иногда ему удавалось закрыть глаза и представить себе, что она стоит у его кровати: коротко стриженные, спутанные волосы, скрещенные на груди руки… Она улыбается, и лицо ее такое же, как всегда, – без шрамов и кровавых подтеков. Мама всегда говорит одну и ту же фразу: «Как поживает мой самый любимый мальчик?»

Брет отдавал себе отчет в том, что это всего лишь глупые детские фантазии, которые ничего не значат. Может быть, он еще недостаточно взрослый и не всегда знает, что делать с остатком в задаче на деление, но он не дурак. Он уже понимает, что мультфильмы и сказки не имеют ничего общего с настоящей жизнью.

Быстрый переход