Роза приникла к стеклу, чтобы лучше видеть. Оранжевый синтетический материал ее униформы промок насквозь и прилипал к телу. Над головой медленно вращался вентилятор, который не только не спасал от духоты, но даже не разгонял запах жаркого.

Три лимузина припарковались возле мэрии. Никто не вышел, и моторы продолжали работать. Из выхлопных труб выбивался сизый дым.

Постепенно из дверей магазинов начали выходить люди, они толпились на тротуарах и шепотом переговаривались. Такое явление в городке было сродни приземлению марсианского космического корабля.

Роза и Микаэла тоже подошли к дверям кафе.

Вдруг раздался громкий щелчок – это одновременно открылись сразу все двери лимузина. Толпа замерла. Сверкающий жук, казалось, расправил свои крылья и выпустил из чрева незнакомцев в черных костюмах и солнцезащитных очках. Среди них оказался он.

Ропот пронесся по толпе.

– Господи, да это же Джулиан Троу! – прошептал кто-то.

Он неподвижно стоял возле дверцы, как человек, который привык ловить на себе восхищенные взгляды публики. Высокий и стройный, с выгоревшими на солнце волосами, он выглядел как взбунтовавшийся ангел, изгнанный из рая. На нем была черная рубашка с короткими рукавами и простые джинсы, продранные в нескольких местах. Некогда яркая голубая краска сошла с джинсов в результате частой стирки, и теперь они стали почти белыми.

Толпа бросилась к нему в едином порыве. Его имя не сходило с уст. Джулиан Троу… Он в Санвиле… Господи, это он!

Затем посыпались просьбы: «Распишитесь на моей рубашке… в блокноте… на носовом платке…»

Роза повернулась, чтобы сказать что-то Микаэле, но слова замерли у нее на устах. Ее дочь была… загипнотизирована. Микаэла отступила назад и огляделась. Роза понимала, что девочка только сейчас заметила потрескавшийся пол, разбитые светильники, отвратительный вездесущий слой жирной копоти, с которым невозможно было бороться. Она вдруг увидела кафе без прикрас и устыдилась его.

Роза вернулась в кафе. Ее дочь наполняла сахарницы, чтобы чем-то себя занять.

Вдруг звякнул колокольчик над входной дверью, и он оказался внутри, под медленно крутящимися лопастями вентилятора. Микаэла выронила сахарницу из рук и покраснела от смущения.

Он улыбнулся. Роза никогда не видела, чтобы мужчина так улыбался женщине. Его улыбка напоминала вспышку молнии, пронзающую черное небо. Глаза цвета приглушенной бирюзы смотрели на ее дочь, словно та была единственной женщиной на свете.

– Что вам угодно?

– Ну, дорогуша… – с усталой улыбкой начал он, растягивая слова в той всемирно известной техасской манере, которая делает речь похожей на сладкую патоку, растекающуюся по раскаленному противню. – Мы много часов провели в дороге. Нас трясло на ухабах, и каждую минуту в Дверь машины норовили просочиться тринадцатилетние девочки. И все это время я надеялся встретить красотку, которая даст мне глоток пива и сандвич, а также укажет место, где я спокойно смогу съесть его.

Так все началось.

Роза открыла глаза. Она чувствовала присутствие Лайема у себя за спиной и понимала, что молчит слишком долго.

– Здравствуй, Микаэла. Это я, твоя мама, – начала она и, переведя дух, продолжила: – Помнишь тот день, когда ты встретилась с Джулианом Троу, дорогая?

Микаэла прерывисто задышала, ее веки дрогнули. Роза ощутила прилив надежды, словно вдруг подуло свежим весенним ветром.

– Мы были в кафе, готовили столы к вечернему наплыву посетителей. И вдруг раздался звук, которого я никогда прежде не слышала. Вертолеты – в нашем маленьком городке! И тогда появился он. Помнишь, он смотрел на тебя так, будто ты была единственной женщиной на свете? Даже я почувствовала вожделение, исходящее от него. Он был необычайно любезен. Ты считала тогда, что я слишком стара, чтобы понимать такие вещи.