Из той же деликатности он при Наде избегал разговаривать с Александром по-французски и имел удовольствие поздравить лейтенанта с успехами, какие тот сделал в овладении русским.
Вечер был еще теплым. Но ветер, ласкавший ветки деревьев, окружавших павильон, становился прохладным. Тонкий серп месяца блистал в окружении ярких созвездий, и только полные страсти мелодии, исполнявшиеся оркестром, нарушали ночной покой. В воздухе была разлита такая мягкость, что вся наша компания прониклась ее очарованием, а Александр даже стал припоминать стихи, которые смогли бы передать его чувства. К его великому удивлению, на ум ему пришла латинская строка, которую он не вспоминал со дня окончания лицея: „С любимой в лунном безмолвии!"
Превосходный ужин и ударившие в голову вина вскоре развеяли некоторую неловкость, возникшую под впечатлением небывалой красоты ночи. Когда подали десерт, Путилов поднялся и произнес тост в честь друзей:
– Мой дорогой Александр Эдуардович, я пью как русский офицер за поражение, которое понесла на территории России французская армия в лице одного из своих выдающихся представителей. И чтобы нанести ему это поражение, хватило всего лишь одной женщины моей страны. Надя, я пью и за вашу победу, и за дальнейшие ваши успехи. Наш замечательный друг увозит вас во Францию, где вы продемонстрируете его соотечественникам, что такое настоящая девушка русской крови! Ура!
Капитан залпом осушил свой бокал и разбил его оземь, что не помешало ему потребовать другой и продолжить возлияния.
Александр Нодэн был наверху блаженства. Надя, которая обычно едва притрагивалась к вину, выпила несколько бокалов. Иван Ильич расцеловал обоих пред тем, как они уселись в автомобиль и укатили в Тифлис.
Ночью, когда они остались вдвоем в гостинице, настроение Нади внезапно переменилось. Она погрустнела, легла на диван и закрыла голову руками. Сначала Александр не обратил на это внимания. Он раздевался, насвистывая несколько фальшиво – и это мягко сказано – кавказскую мелодию, которая ему отчаянно нравилась. Улегшись в постель, он заметил, что Надя так и не пошевельнулась. Он окликнул ее, она не ответила. Он поднялся и пошел за ней. И тут снова, как когда-то, Надя воспротивилась.
– Я устала, – сказала она, – я хочу спать на диване.
В ней чувствовалось нервное возбуждение.
– Ну пойдем, – ласково попросил Александр, – ты так же хорошо выспишься рядом со мной. Ведь это наша предпоследняя ночь в Тифлисе.
Надя сдалась на уговоры и перешла в постель к любовнику.
Позднее, сморенный усталостью и готовый погрузиться в сон, Александр услышал тихий голос Нади, шептавший ему на ухо:
– Я очень несчастна.
– Спи, – ответил Александр.
Он засыпал, и ничто не способно было в эту минуту смутить его покой.
Она продолжала еще немного что-то жалобно бормотать, а потом снова заговорила с ним:
– Я люблю тебя.
Нодэн услышал эти слова, которые автоматически запечатлелись в его сознании, но не произвели на него в этот момент никакого эффекта, хотя Надя произнесла их впервые. При других обстоятельствах Александр был бы на седьмом небе от радости. Но в теперешнем состоянии его хватило только на то, чтобы машинально и без волнения запомнить их.
– Спи, маленькая, – сказал он, – до завтра…
И он забылся глубоким сном. На другой день после полудня они приготовили багаж. Вечером Нодэн вышел – ему надо было нанести несколько визитов, – пообещав Наде вернуться к десяти часам, чтобы поужинать вместе.
В назначенный час он вошел в номер.
Нади не было в комнате. Но он не увидел в этом ничего тревожного. На мгновение растянулся в кресле, потом вдруг вскочил и побежал к портье. |