Мы-то надеялись, что выберешь какую-то одну версию, а ты предложил свою, — со смехом объявил Триссен, но глаза его не смеялись. Олег бы понял, если бы в них читалась злость от поражения в споре с каким-то чужаком и выскочкой, но в глубине глаз наследника поколений Истинных магов и Мастеров угадывалась тщательно скрываемая задумчивость.
Через несколько минут Олег, сославшись на занятость, покинул компанию спорщиков и в не меньшей задумчивости двинулся домой. Конечно, радовало, что удалось блеснуть познаниями и возродить интерес у нескольких очаровательных девчонок, но остались непонятны мотивы Триссена. Почему того так интересовало мнение презираемого им человека?
Ленивый ветер сонно колыхал увядшие пряди травы на берегу Оленди. Потерявшая былую силу зелень то и дело сменялась белыми пятнами человеческих останков, вызывая у привыкших к миру наблюдателей дрожь. Выжившие мирные жители и мародеры поснимали с тел все мало-мальски ценное — в первую очередь доспехи и оружие, — а вот похоронить павших никто так и не удосужился. Звери и птицы справили по погибшим тризну, и теперь открытые всем ветрам кости служили немым укором победителям.
Только и после смерти не было покоя воинам сражавшихся здесь отрядов. Несколько солдат без знаков различия и эмблем командиров споро расчищали площадку от травы и сокрытых ею следов сражения. Без всякого уважения к мертвым черепа пинками отбрасывались в сторону, так что некоторые скатывались по обрыву к самой реке. Кости сгребались крупными крестьянскими граблями в одну кучу под мрачноватые шутки и гогот работающих людей. Четверо злых солдат в плотных кожаных куртках с подшитыми металлическими дисками, стоя на коленях, ножами срезали под корень всю траву. Невдалеке лежало сложенное в кучу их оружие под охраной двух сторожей, а вокруг холма, где еще совсем недавно стояла Старшая Сестра и теперь громоздились ее развалины, дозорные разъезды кружили в поисках врага...
— Достаточно! — спокойный голос поднявшегося от самой воды человека заставил работающих людей быстро собраться и выстроиться за пределами расчищенного до самой земли круга. Бросив на землю мешок, отчего раздался глухой стук костей, он сбросил темный камзол и, оставшись в одной рубахе, придирчиво огляделся. Пройдясь вдоль границы травы, он наконец выбрал понравившееся место и, вытащив из ножен серп с черной рукоятью, принялся самым кончиком матового лезвия чертить сложную фигуру. Завершая каждую особенно сложную линию, он хриплым голосом пел короткое заклинание, и его жутковатое оружие роняло капли фиолетово-серого огня. В такие моменты по рядам притихших помощников пробегала дрожь и они пугливо переглядывались.
Наконец, завершив магический чертеж, чародей вернул на свое место на поясе серп и отцепил плотный кожаный мешочек. Развязав туго затянутый шнурок, для чего пришлось пустить в ход зубы, он начал сыпать тонкой струйкой серебристый порошок поверх начерченных линий, причем в строгом порядке их появления на земле. Когда на земле появилась фигура из сплетенных серебристых полос, поверх которых сновали язычки серого огня, маг выпрямился, повесил назад мешочек и придирчиво оглядел свою работу, сверяя с заученными уже давным-давно формулами, — все верно! Теперь осталась самая малость.
— Тащите мешок! — обратился чародей к солдатам и достал из-за ворота костяной медальон на цепочке. — Да живее, темнеет же!
Среди солдат началось шевеление, и вперед шагнул воин с топором на поясе и шевелящимся мешком на плече, из которого раздевалось жалобное блеянье. Швырнув свою ношу на землю, он поспешно шагнул назад.
— Куда, идиот! Кто овцу держать будет?! Я?! — В голосе мага лязгнул металл, и, втянув голову в плечи, воин спешно развязал горловину мешка и извлек наружу живую овцу со связанными ногами.
— На спину ее и так держи, пока не разрешу отпустить! Запомни, что бы ни случилось, ты должен держать эту скотину!
Дождавшись кивка от немного побледневшего солдата, маг затянул заунывное заклинание, обращаясь к лежащему в руке медальону. |