«Мертвый он вызывает еще большее отвращение, чем живой», — без жалости подумал Брюс, глядя на труп. Мухи уже ползли в окровавленные ноздри, облепляли глаза. Брюс Карри произнес вслух:

— Значит Майк Хейг был прав, а я — нет. Ты мог это разрушить. Не оглядываясь он ушел. Усталости больше не было.

34

Карл Энгельбрехт вышел из кабины в салон «дакоты».

— Вы счастливы? — перекричал он низкий рокот двигателей. Его широкое загорелое лицо расплылось в улыбке. — Вижу, что да! Брюс улыбнулся в ответ и еще крепче обнял Шерман за плечи.

— Уходи! Не видишь, мы заняты.

— Вы слишком нахальны для безбилетников, может быть стоит вас высадить, — проворчал он и сел рядом с ними на скамейку, проходящую вдоль всего фюзеляжа. — Я принес вам кофе и бутерброды.

— Ты просто прелесть, я умираю от голода, — Шерман выпрямилась и потянулась к термосу и пакету из вощеной бумаги. Опухоль на ее щеке спала и лишь слегка желтела по краям — прошло уже десять дней. Брюс, с набитым бутербродом с курятиной ртом, пнул ногой один из ящиков, прикрепленных канатами к полу самолета.

— Что в них, Карл?

— Не знаю, — Карл разлил кофе в три пластиковые кружки. — В этой игре вопросов не задаешь. Летаешь, получаешь деньги и плюешь на все остальное,

— он допил кофе и встал. — Оставляю вас наедине. Будем в Найроби через пару часов, можете поспать или заняться чем-нибудь еще, — он подмигнул. — Вы должны будете оставаться на борту, пока мы заправляемся. Это займет примерно час, а послезавтра, при хорошей погоде и божьей помощи, вы будете в Цюрихе.

— Спасибо, старый друг.

— Не стоит, обычная работа. Он исчез в кабине, закрыв за собой дверь. Шерман повернулась к Брюсу, внимательно его осмотрела и рассмеялась.

— Ты какой-то совсем другой. Теперь ты похож на адвоката! Брюс машинально поправил галстук.

— Должен признать, что я еще неуютно себя чувствую в костюме и галстуке, — он осмотрел превосходно сшитый синий костюм, единственный, что у него остался, а потом взглянул на Шерман.

— Тебя тоже невозможно узнать в платье.

На ней было легкое зеленое платье, белые туфли на высоких каблуках, на лице немного косметики, только чтобы скрыть синяк. «Она просто прелесть», — с удовольствием заключил Брюс.

— Как твой палец? — спросила она. Брюс посмотрел на аккуратно заклеенную пластырем культю.

— Я о нем почти забыл. Внезапно выражение лица Шерман изменилось, она взволнованно указала в плексигласовое окно за плечом Брюса.

— Смотри, море! Оно лежало далеко внизу, синее в глубоких местах и бледно-зеленое на отмелях, с неторопливо пробегающими волнами, окаймленное белым берегом.