«Злобная ведьма», сказал он. «Ты застряла здесь на целые недели, ты же должна просто пыхтеть от желания. Что с тобой такое? Или правда, что наездники грифонов холостят своих женщин?»

Я игнорировала его оскорбления. С минуту мне казалось, что он навалится еще раз. Я надеялась, что навалится, я баловалась мыслью, что причиню ему такие повреждения, что у него будут трудности с их объяснением для следующей шлюшки, с которой он ляжет спать. Я не боялась. Он, конечно, может вызвать охрану, и так одолеть меня, но я знала, что мужчина типа Гарнила никогда не признает, что не в силах справиться с единственной женщиной. Я дождалась, пока он не выплюнул все непристойности, которые я здесь не записываю, и ушел.

Я не нашла необходимым отвечать ему. Когда он ушел, я уселась и продолжила свои записи.

Этим утром я спала долго. Наверное, на меня подействовало вино. Когда я проснулась, стены тюрьмы, казалось, давили меня, как никогда прежде. Я открыла балконную дверь и вышла.

День был промозглый. Год подходил к концу. С первым снегом война превратится в долгую прогрессию осад, зимних квартир и хаоса. Роену следует начать наступление скорее, иначе он потеряет преимущество.

На пустошах было пусто. Ничего не двигалось по дороге. Я подумала, уехал ли уже Гарнил, или намеревается почтить меня очередным визитом.

Когда дверь открылась, я подумала, что это Эрран с подносом. Я сказала:

«Поставь его на стол.»

Движение в комнате позади меня. Потом голос Аумерила:

«Леди…»

Я шагнула назад в комнату. Он смотрелся нехорошо, лицо бледное и напряженное.

«Гарнил уехал?», просила я.

Он кивнул.

«Леди, он сказал мне…» Он мучительно сжимал ладони. «Он сказал мне, что вас надо пытать.»

Он с трудом выдавил это признание. А я даже не удивилась.

«И вы будете?», спросила я.

Он покачал головой.

«Я не могу. Даже отдать приказ.» Он сделал беспомощный жест. «Я и так достаточно опозорен. Зачем делать еще хуже?»

Он замолчал. Я подумала, что он недалеко от слез. Конечно, он не знал, как теперь вести себя в этой комнате.

Я достала перчатку сокольничего и дала ему.

«Наденьте, мой лорд», сказала я. «Позвольте мне вам показать.»

Он удивленно сделал, как я сказала. Он принес чашу обрезков, как обычно. Я вынесла ее на балкон, пропустив его вперед. И свистнула, подзывая грифонов.

Они были более жадными, чем обычно, в эти дни, полуголодные на скудных зимних поклевках. Всего через несколько минут в воздухе вокруг нас стоял хаос крыльев.

Я показала Аумерилу как протягивать мясо на ладони перчатки. Он нервничал, наполовину склонный отдергивать руку, но все-таки покорился чуду. Надо признаться, я почувствовала резкий укол ревности, когда увидела, как Ракхил клюет с его ладони, но вместо этого я посмотрела в лицо Аумерилу. Оно было восхищенным, преобразованным. Я увидела по крайней мере тень того, каким он мог бы стать, если когда-нибудь позволил себе быть счастливым.

Когда все обрезки кончились, Аумерил с сожалением следил за улетающими грифонами, пока вся их яростная яркость не исчезла в небе. Когда он вернулся назад в комнату, лицо его еще полнилось светом.

«Спасибо», прошептал он. «Такой роскошный подарок…»

Он снял перчатку и казалось, что хочет предложить мне руку, лишь в последний момент осознав, что могу ее не взять. Вместо этого он протянул перчатку. Нерешительно, с неуклюжей формальностью, он сказал:

«Я хотел бы называть вас другом, леди, если б не знал, что это вам неприятно. Но я все еще останусь здесь вашим другом, насколько смогу.»

Он стесненно поклонился, его придворная грация исчезла, и ушел.