Джек взял компас из рук Кроча и вышел наружу. Там он потряс его и, щурясь, посмотрел в направлении, указываемом стрелкой. Там, между холмами, в окружении безмолвных обрывков облаков, виднелся узкий проход.

— Я думаю, Пи-Айчен хочет, чтобы мы отправились туда, куда указывает стрелка… — медленно произнес он.

Молча и обреченно процессия выстроилась в нужном направлении. Никто не выказывал ни особого рвения, ни бурного прилива энтузиазма. Не было ни шумных песен, ни веселья. В успех путники не верили, но, не имея ничего, что можно было бы противопоставить настойчивой убежденности Уолли, они решили предпочесть этот вариант полному бездействию или долгому возвращению домой в далекий Брианон.

— Дайте мне посмотреть! — повелительно потребовала принцесса Керит. Уолли протянул девушке прибор, чувствуя близость ее тела и разглядывая ножку, плотно прижатую к боку лошади.

— Да, — пробормотала она. — Несомненно, стрелка указывает на какое-то великое чудо.

Итак, следуя персту судьбы, паломники вновь двинулись в путь.

Мог ли кто-нибудь среди всех этих мудрых сиятельных особ сообразить, что стрелка компаса указывала на направление их дальнейшего пути? Ну хоть кто-нибудь?

Знакомство с чудесами технической цивилизации неизбежно порождает убеждение, будто недостаток знания точных наук не может быть компенсирован никаким образованием в иных областях, сколь глубоким оно бы ни было. Процессия медленно продвигалась вперед, и из всех путников, возможно, один только Джек Уолли, неохотно и с веселым благоговением, сознавал, что сейчас именно его воля решала исход дела.

Дальнейшее путешествие походило на зеркальное отображение их перехода от границ Брианона. Снова на пути им попадались разоренные города, люди, обезумевшие от кошмарных жертвенных ритуалов, бесконечные степи с пасущимися на них стадами ужасных чудовищ, становящихся добычей ещё более жутких монстров. Через реки и ущелья, горы и равнины караван мучительно пробивался вперёд. Кроч тихо замычал себе под нос песню о Семидесяти Дангах, завывая, словно ветер в зимнюю стужу.

Тоскливый жалостливый мотив действовал Джеку на нервы.

— Заткнись, Кроч, — проворчал он, горбясь в седле.

— Слушай, Джек, ты старый, безмозглый болван, забыл, что ли, с кем разговариваешь?

Кроч произнес это не поднимая головы, и в словах его не было привычной веселости.

В песне о Семидесяти Дангах было трижды по семьдесят куплетов, и Кроч знал их все.

Уолли страдал молча, пытаясь заткнуть уши, чтобы не слышать жалостливого напева, и чувствуя, что даже его лошадь начала двигаться в такт с мелодией этого похоронного марша.

Колонна остановилась. Лошади, беспорядочно перебирая копытами, принялись топтаться на месте, нарушая стройность рядов. Кроч поднял голову.

— А ты, похоже, струсил, Кроч. Удивляюсь, как ты вообще… — начал Уолли.

— Хоть ты и мой лучший друг, Джек, но если ты сейчас же не заткнешь свой поганый рот, из которого несет, как из ведра с дерьмом, я не знаю, что с тобой сделаю!

Ларни из Красного Джафара резко повернул своего коня в сторону Кроча. Его серое изможденное лицо делало его похожим на мумию, с которой только что сняли бинты, а в глазах застыла тоска.

Он с размаху ударил Кроча кнутом по лицу.

— Я уже предупреждал тебя, чтобы ты не распускал свой длинный язык! — закричал он женским голосом, высоким и пронзительным.