— Ты сказал, будто запретил рождение детей по доброте?

— Так оно и есть. Период функционирования физиологической системы людей, населяющих, обрыв, планету в данный момент — семьдесят пять лет. Они умрут до вспышки новой звезды.

Уолли пришел в ярость.

— И ты называешь это добротой? А ты подумал, что станет с людьми, когда им всем стукнет по семьдесят пять? Каково им будет жить в этом мире семидесятипятилетних старцев? Да способен ли ты со своими запрограммированными эмоциями хотя бы представить себе, что тогда будет?

Он почувствовал себя разбитым.

— Данная информация у Пи-Айчена имеется давно. Для прекращения рождений был выбран срок за семьдесят пять лет до вспышки новой звезды. В программе все сходится. Процедура верна.

Последовала пауза, а затем опять, словно икота:

— Обрыв.

— Так вот почему ты больше не утруждаешь себя ремонтом домов? Меньше людей, меньше им нужно и жилья? Но по какому праву ты творишь все это, Пи-Айчен?

Если Уолли ожидал, что его вопрос вызовет смятение в электронных мозгах машины, то он был разочарован.

— Я так запрограммирован, — бесстрастно ответил голос в его сознании.

— Но тебя не могли запрограммировать на то, чтобы ты стер с лица земли народ, который призван защищать! Плохо дело, Пи-Айчен. Ты создан затем, чтобы служить людям, и это является единственной целью твоей деятельности. Так как же это ясное указание согласуется с той жаждой убийства, которая тебя обуяла?

— Я служу человечеству и забочусь о нем. Как машина, я был запрограммирован делать только то, что идет во благо людям. Жизнь на этой планете обречена. Планета также обречена. Для человека лучше принять легкую смерть от естественных причин, чем погибнуть в мучениях от вспышки новой…

— Ты используешь в своей речи понятия, соответствующие человеческим чувствам. Должно быть, их смысловые аналоги заложены в твою программу.

— Обрыв. Я буду уничтожен вместе со всей планетой.

— Но ведь гибель от вспышки новой звезды тоже можно считать смертью от естественных причин! О Боже, помоги мне!

— Данное утверждение не выдерживает проверки.

Очевидно, Пи-Айчен порылся в ячейках своей памяти, где хранилась информация о чувствах, и вернулся назад, приняв на себя роль эдакого огромного механического папаши. Уолли поежился. Разум говорил ему, что в словах Пи-Айчена была своя логика. Чувства также подсказывали, что простая смерть — от естественных причин! — была куда лучше, чем гибель во всепожирающем космическом пламени от вспышки новой, и все же…

— Ты способен понять, что сейчас происходит в Кериме?

— Да. Мне очень жаль, — Пи-Айчен опять выдал эмоциональную оценку, холодную и запрограммированную, как будто чувство можно было разъять на части и смоделировать при помощи электронных схем, — но это лучше, чем ждать конца, ничего не предпринимая.

— Спорное утверждение, — сердито заметил Уолли. — Ты не можешь понять горе этих людей, и тебе не дано пережить и почувствовать весь ужас происходящего в проклятых городах на побережье.

Джек ощущал себя крысой, загнанной в ловушку охотничьей собакой. Что еще он мог сказать, чтобы заставить этого кибернетического идиота переменить свое мнение? Ах, если бы он прогуливал занятия в компьютерном классе не так часто…

Уолли сглотнул слюну и облизал пересохшие губы. Надо было испробовать другую тактику.

— Я не с этой планеты, Пи-Айчен. Мне необходимо переговорить с людьми из моего мира.

— Этого не может быть. Все остальные планеты из системы данной звезды непригодны для жизни людей. Вы — человек.