Билл сразу понял, что это один из часовых, о котором говорила девушка — поводырь.

«А может этот охранник и будет той указательной стрелкой, которая доведет меня до Желтой Тени? — мелькнуло у Билла. — Так что и не придется совершать головокружительный подъем?»

Часовой не спешно приближался и вскоре был уже в нескольких шагах от шотландца. Баллантайн видел, как под козырьком поблескивали белки глаз и выдавался курносый нос.

В момент, когда часовой повернул голову в другую сторону, Билл в едином порыве вскочил и бросился на него. Тот успел лишь встрепенуться, но было уже поздно. Кулак Билла не столь сильно, сколь точно ударил его в подбородок. Часовой даже не успел рухнуть, как шотландец его подхватил и отволок за кустики. Теперь оставалось только подождать, когда жертва придет в себя.

Зная свою силу, Билл постарался ударить не слишком сильно, так что пленник вскоре очнулся. Первое, что он увидел, был зрачок револьверного ствола, четко уставившийся ему в лоб. В то же время шотландец не громко проговорил, используя бирманские и китайские слова:

— Молчать, не шуметь, не кричать, а то я вышибать тебе мозги…

Стражник, должно быть, понял, ибо замигал округлившимися от страха глазами.

— Я задавать тебе вопросы, — сказал Билл на той же ломаной смеси языков. — И ты должен отвечать…

Пленник закивал головой в знак согласия, но Билл, как бы не видя этого жеста, продолжал:

— Ты мне сказать, как незаметно проникать в крепость. Но не вздумай советовать мне лезть через стена…

И поскольку охранник молчал, спросил его опять:

— Будешь говорить? Предупреждаю, у меня есть средство заставить. Будь умный…

В голосе своего противника часовой почувствовал выражение холодной твердой воли. Это вызвало у него волну ужаса, но тем не менее он пробормотал:

— Я не могу сказать… иначе мне смерть. Если я — сказать, мне смерть…

Билл зловеще засмеялся.

— Ты умрешь, если будешь говорить, но ещё скорее умрешь, если не будешь. Выбирай… Лично я советую тебе говорить…

Тот снова что-то забормотал.

— Я не могу ничего говорить. Я говорить — я умереть.

Баллантайн потерял всякое терпение. Время было для сантиментов не подходящее. До наступления рассвета ему ещё предстояло добраться до Желтой Тени, а то — слишком поздно.

Схватив несчастного за плечи, он рывком перевернул его на живот. Затем загнул правую руку до самых лопаток.

— Говори, а то я сломать тебе рука… Как пробраться в крепость?

Задыхаясь от боли и ужаса, охранник залопотал:

— Да, да… я говорить, говорить…

— Ну, говори, пока я не вырвал тебе плечо.

Тот на одном дыхании залепетел:

— Чтобы проникнуть в крепость, следуй…

И тут несчастный замолк. Тело его забилось в судорогах, вытянулось и замерло.

— Говори! Говори же! Продолжай…

Но сколько не тряс Билл неподвижное тело, человек молчал. Перевернув его, Баллантайн приложил ухо к груди; сердце не билось. Шотландец со злобой выругался.

— Вот ведь не повезло, — вздохнул он. — Только заговорил, как сразу же отдал концы. Наверное, сердечный криз… А ведь не так уж и сильно я его помял…

Он долго вглядывался в искаженное ужасом лицо трупа, потом, опустив голову, пробормотал:

— Бедный малый!

Поскольку ничего не оставалось делать, Билл снова посмотрел на стену. Природная стена метров около пятидесяти. Только отдельные неровности на ней могли облегчить подъем.

«Что ж! Больше ничего не остается, — подумал он, скорчив гримасу.