Это вы нашей маме скажите, подумал я. Она очень обрадуется. И еще больше удивится.

Куда же он делся? И тут я вспомнил, что Алешка не отдал маме сдачу от покупок. Зажал денежки. А на что? Скорее всего, на поездки в городском транспорте. Других расходов у него не могло быть.

– Если Алешка появится, – попросил я Ваню, – скажи ему, чтобы он сразу же шел домой.

– Не сомневайтесь, Дима, я ему передам. – Все это время он стоял, держа в руке повод. – Помогите мне, пожалуйста, забраться в седло.

Мы с тетей Галей подсадили Ваню на лошадь, и бравый Полковник снова затрюхал по кругу, подскакивая в седле так, будто оно было утыкано иголками.

– Я вечером позвоню, – сказала Галина, тоже обеспокоенная. – Куда он делся?

– Как там Алешка? – спросила она, отрываясь от швейной машинки, – мама шила Алешке настоящий камзол к конно-спортивному празднику. – Скачет?

– Скачет, – небрежно отозвался я, а сам подумал: вот только где?

Сел за свой стол, раскрыл тетрадь. Машинально записал: «Алешка куда-то умотал», – и долго опять сидел в раздумье над раскрытой тетрадью. Вообще-то мог бы меня предупредить. Хотя бы записку оставил. Стоп! А может, и оставил. Я пересел за его стол, стал искать записку. Конечно, никакой записки не было. Без всякой уже надежды я раскрыл его папку с рисунками.

На первом листе была изображена восьминогая лошадь. Таракан такой страшенный. Лошадь вообще-то сама по себе была красивой, но восемь ног ее немного портили. На втором листе вороной конь зачем-то упорно лез на скалу, цепляясь за нее копытами.

Я стал дальше просматривать рисунки. Они мне понравились. Особенно мой портрет. Я на нем был такой умный, такой задумчивый. Потом мне попался еще один портрет. Какого-то явного дурака. Он с таким наивным видом распахнул глаза, будто в первый раз в жизни увидел большого слона. Или маленького муравья.

А дальше опять пошли одни лошади. Правда, на четырех ногах. Или лошадиные морды с большими глазами с длинными ресницами. Я даже засмотрелся. А потом вдруг почувствовал: чего-то в Алешкиной папке не хватает. Я еще раз перелистал ее всю. И вспомнил: в ней не было рисунка грустного Волка без маски.

Какая-то смутная догадка чуть шевельнулась у меня в голове. И снова замерла, так и не родившись.

Точнее, не успев родиться. Потому что зазвонил телефон. Это была тетя Галина.

– Дима, – сказала она, – не беспокойся, Алешка здесь. Он на Алмазе катается.

Катается! На Алмазе! Ну, будут ему алмазы! Небо в алмазах, как Бонифаций говорит, когда сердится.

– Ты где шлялся? – спросил я свистящим от злости шепотом. Чтобы мама не услышала.

– Шляются, Дим, собаки бездомные, – парировал Алешка. – А я делом занимался. Не то что некоторые. Которые дневники пишут. Как красны девицы. Я в театр поступил. Артистом. Буду Великана играть. Прямо на сцене.

Мне захотелось зажать уши. Или дать ему подзатыльник. Пониже спины. Врал бы поскладнее – умеет ведь. А то нагромоздил… Театр на сцене. Во главе с Великаном.

Ух как я разозлился. Потому что очень волновался за него. А он явился и всякие глупости врет!

Но оказалось, что Алешка ни слова не соврал. Когда он мне все рассказал, я тут же сел за свою тетрадь и подробно этот рассказ записал. Чтобы ни слова не забыть. Потому что было ясно – этим приключением дело не кончится. Оно только начинается.

«Великан и Роза»

Поэтому, долго не думая, Алешка решил лично разыскать этого грустного Волка, тем более что он его обнаружил, но не он его упустил.