|
- Они для тебя ничего не значат, тебе не включить их в свое племя. Глаза его замкнулись в непроницаемости, но струйка страха нарастала, переходя в густой аромат пота и горечи. Он очень боялся. И не меня, то есть не совсем меня, но чего-то, что с ним будет, если он отдаст лебедей. Так что же это? - Анита Блейк, я не могу их отдать. - Объясни почему. - Не могу. Страх из него уходил. До сих пор я не знала, что смирение имеет запах, но сейчас я слышала этот запах тихой горечи поражения. Он окутал меня густой волной, и я знала, что победила. Он покачал головой: - Я не могу отдать лебедей. - Ты их уже отдал. От тебя воняет поражением. Он склонил голову: - Я отдал бы, если бы мог, но прошу тебя, поверь мне, я не могу отдать их тебе. Не могу. - Не можешь или не желаешь? Он улыбнулся улыбкой столь же горькой, как запах от его кожи. - Не могу. Даже голос его дрожал, будто он хотел сказать "да" - и не мог. - Поступи как лучше для твоего народа, Коронус, отступи. Как-то я вдруг поняла, что мы победим. Моя воля к победе была больше, чем у него. Сегодня победа на нашей стороне. Кто-то из змей погибнет, потому что их предводитель сорвался. Без его силы, без его воли, ведущей их, они победить не могут. Они хотели бы сейчас оказаться где-нибудь подальше отсюда. Так почему же они здесь? Потому что здесь их альфа, их вожак, и его воля - их воля. Так почему же они слабы, будто чего-то не хватает в этой группе? Вдруг меня осенило: именно это каждый ощущал при виде леопардов, пока я к ним не пришла - запах слабости и поражения. Натэниел слаб. Но теперь моя воля - его воля, а я не слаба. Я повернулась, посмотрела ему в глаза и увидела сквозь боль и муку, что в них нет безнадежности. Когда я его впервые увидела, Натэниел был полон безнадежности, но сегодня он знал, что я приду. Он знал, что я его не брошу. Грегори мог сомневаться, потому что думал человеческой частью своего существа. Но Натэниел доверял мне выше всякой логики. Я повернулась к Коронусу: - Брось, Коронус, иначе многие из вас не увидят рассвета. Он тяжело вздохнул: - Значит, так тому и быть. И он сделал то, чего не надо было делать. Совершенно нелогичную вещь с точки зрения не-человека. Он был обречен на поражение и знал это. И поступил он очень по-человечески - напал на нас. Только люди тратят энергию зря, когда есть другой выход. Две змеи, охранявшие Коронуса, вдруг бросились на меня, а я стояла слишком близко. Слишком я доверилась вновь обретенному ощущению вервольфа, что они на нас не нападут. И оказалась беспечной, я забыла, что они животные только наполовину. А человеческая половина всегда опрокидывает все расчеты. Слишком быстро они бросились, я могла только нагнуться к ножу, зная, что не успею. Грегори мелькнул желтой полосой, перехватив одну из змей в воздухе, но вторая обрушилась на меня, полосуя когтями, и мы рухнули на пол. Это не было больно, я уже оцепенела. Когти рвали мне живот, докапываясь до сердца. Я подняла руку, чтобы перехватить их, но это было движение как в замедленной съемке. Будто рука весит тысячу пудов, и я осознавала, что ранена, серьезно ранена. Что-то нехорошее вышло при первом взмахе когтей. Вдруг рядом оказался Грегори, бледный мех мелькнул среди многоцветных змей. Он упал на меня, а сверху на нем сидела какая-то тварь, разрывающая спину. Он даже не пытался защититься, он вцепился в того, кто сидел на мне, оторвал от меня, и все они стали драться втроем на моем теле. В какой-то миг глаза и рычащая пасть Грегори оказались прямо надо мной. Мы были прижаты друг к другу как любовники, и я знала, что когти во мне - его когти. |
