На верхнем этаже он, бросив миндальничать, пустился во всю прыть к мостику, перекинутому через Кэмелбэк-роуд. В «Нордстроме» снова сбавил прыть, по пути вниз на эскалаторе озирая окружающих. Его пальцы касались рукоятки пистолета в готовности выхватить его из кобуры.

Пот крупными каплями выступал на лбу, сбегал по щекам, щипал глаза. Казалось, эскалатор едва ползет.

Наконец ступив на нижний этаж, Лу быстро зашагал к выходу и наружу, через маленькую парковку, выходящую на Голдуотер-бульвар. Если нападение и произойдет, то здесь. Он поворачивал голову туда-сюда, высматривая потенциальные угрозы. По ту сторону бульвара была автобусная остановка, и автобус менее чем в квартале отсюда с пыхтением подбирался к ней. Дождавшись разрыва в уличном движении, Лу перебежал улицу, как раз подоспев, чтобы сесть в автобус. Нашел сиденье в задней части салона и поехал без определенной цели, внимательно следя за каждым севшим пассажиром, но и поглядывая на улицу.

Луис Робертс должен умереть, чтобы Хосе Агилар Гонсалес мог прожить еще день. На существовании жизнерадостного Лу, любимца и посетителей, и коллег, щедрого Лу, одаривавшего рождественскими презентами окрестных ребятишек и дававшего им на Хэллоуин самые лучшие сласти, поставлен жирный крест. Придется покинуть Аризону; слишком близко к Мексике – он всегда это знал, но старался игнорировать.

Куда же податься? Куда-нибудь на север Чикаго? Миннеаполис? Может, Детройт? Куда-нибудь подальше от южной границы…

Впрочем, разве расстояние имеет хоть какое-то значение? Согласно новостям из Колумбии, Пабло Эскобар – беглец в собственной стране. Но руки у El Patrón’а длинные, а память и того длинней. Слово «прощение» в его словаре отсутствует напрочь.

Лу – Агилар – ехал в автобусе, наблюдал и обдумывал дальнейшие шаги.

2

Медельин, департамент Антьокия, Колумбия, 1981 год

Глядя на жену Луизу, Хосе Агилар Гонсалес видел олицетворение красоты, радость во плоти. Она ни капельки не напоминала колумбийских королев красоты, которых он видел по телевизору и в газетах. Ее кожа была куда темнее, чем у них, черты не столь утонченные, вылепленные более щедро. Она была коренаста, с широкой талией, груди маловаты для ее фигуры, а икры, почти не сужаясь, переходили в бесформенные лодыжки.

Взгляд ее карих глаз с золотистыми искорками больше всего на земле напоминал Хосе рай. У нее была застенчивая лукавая улыбка, то чаровавшая его, то повергавшая в трепет до кончиков пальцев. Он любил держать ее в объятьях, а когда не мог этого сделать, любил наблюдать, как она движется, или дышит, или просто присутствует. Любил ее смех, ее пылкий рассудок, то, как она с головой уходила в любое дело.

Она была его, и он был ее, и день их свадьбы стал счастливейшим днем его жизни.

Вторым счастливейшим был день его окончания полицейской академии имени Карлоса Ольгина в Медельине – городе, где он жил всегда.

Большинство однокашников-выпускников были местными парнишками, выросшими в бедности, или представителями среднего класса, как он. В подавляющем большинстве темнокожие – ибо дети белокожих колумбийских олигархов чурались таких банальных занятий, как офицер городской полиции. Для Агилара же, чей отец трудился сапожником, а мать чинила одежду, когда могла, и продавала лотерейные билеты на перекрестках, это был большой взлет в общественном положении.