Дэвид кивал головой, давая понять, что ему все ясно. Странно было только, чего это Тони так разволновался. Его буквально трясло. Дэвид не ожидал такой реакции на свое пение. Какая-то непомерных размеров монашка так и пялилась на них, словно хотела подойти и спросить, что случилось.

Дэвид действовал бессознательно, просто понимал, что надо что-то делать, поэтому доверился интуиции. Он возложил руку поверх головы Тони и принялся шептать молитвы. На самом деле молитвы были буддистскими, вернее, это были отрывки из какой-то буддистской молитвы, которую Дэвид помнил с грехом пополам. Но он понизил голос, и никто ничего не слышал. Со стороны все выглядело так, будто один человек молится над другим, и рука одного покоится в благословляющем жесте на сдвинутых бровях другого.

Тони стоял с открытым ртом. Скорее всего, от неожиданности, но со стороны опять же могло показаться, будто на него снизошла благодать.

Юсуф ожидал на интервью какого-то парня из Рамаллы, но было похоже, что тот передумал. София и Шади сидели в основной студии. До начала ее программы оставалось еще десять минут.

– Кого он ждет? – спросил Шади. – Кого-то с музыкального фестиваля?

– Одного из организаторов, – кивнула София. – Тот сказал, что хочет перепроверить все детали программы. Юсуф предложил ему переслать их по электронной почте. Но он ответил, что его не затруднит зайти.

– Так и сказал? То есть ему не составляет труда отмахать через пустыню в Вифлеем. Ты понимаешь, о чем это говорит?

София начала догадываться, что этот человек собирался сделать какое-то заявление насчет Сухи Арафат. Наверное, ее поход по магазинам уже закончен, и теперь она могла бы выкроить время для посещения церемонии закрытия фестиваля. София уже собиралась посплетничать на эту тему с Шади, но тут дверь радиостудии отворилась и вошла их старая учительница, сестра Хильда.

– Шади, не оглядывайся, – предупредила София.

– А что там? – Он все-таки не удержался и обернулся. Когда Шади увидел сестру Хильду, у него перехватило дыхание.

Сестра Хильда мало изменилась с тех пор, как Шади и София посещали у нее уроки французской литературы. Вообще-то она была швейцаркой немецких корней, с итальянским примесом. Что в ней имелось французского, понять было трудно, это как-то слабо проявилось. Посмотрев в ее темно-карие глаза, залегшие в засаде под черными звеньями бровей, сразу хотелось каяться в грехах, которых не совершал.

Застенчивая от природы, она была вынуждена контролировать свое состояние при помощи строгого режима злобной мелочности. Это работало до тех пор, пока внезапная страсть не возвращала ей застенчивость с краской смущения и заиканием.

– Чего ей надо? – прошептал Шади краем рта, в стиле чревовещателя, так, чтобы сестра Хильда не видела движения его губ.

Монахиня все медлила в проходе, вцепившись мертвой хваткой в свою сумку с надписью "Pan Am". Она хотела наверняка убедиться в добропорядочности присутствующей здесь компании.

– Может, ей надо переписать какую-нибудь пленку? – предположила София.

Сестра Хильда была удовлетворена тем, что радиостудия не поднесла ей никаких сюрпризов. Толкнув дверь в комнату, где сидела София, она воскликнула:

– Шади, малыш! Сколько же я тебя не видела, дорогой?

Он совершенно четко мог назвать точную дату, но все-таки сказал:

– Не знаю. Пару лет?

– Никак не меньше, милый. Да, тогда ты не был таким взрослым мужчиной, как теперь.

София решила, что лучше не вмешиваться.