– А ты их спросила: хотят они себе такой выгоды? Да, газ – это газ! Тут не поспоришь, удобство и все такое. А в остальном? Пойми: эти люди всю свою сознательную жизнь жили натуральным хозяйством, своей скотиной, своими огородами, рыбой, что ловили в озере, ягодой, что собирали в лесу. Они, я думаю, как и каждый человек, имеют право на выбор: остаться жить на хуторе в своих домах, которые они, между прочим, сами себе строили, или идти в деревню, в чужие дома, которые, кстати сказать, еще латать нужно. А им этого выбора не дают, все решают за них. Это же несправедливо, Лида, пойми...

– Ну, ты даешь, Строгов! О какой справедливости ты тут говоришь? Где ты ее видел, справедливость-то? Ты что, в самом деле, собираешься один на один тягаться с этими чинушами? Да они тебя сомнут и растопчут, как букашку!.. Володь, ну, брось ты к чертям эту затею, поехали на море, я тебя очень прошу... Отпуск пролетит, не заметишь, а потом опять целый год пахать в этой чертовой фирме. Так все надоело, а тут еще ты со своим хутором...

– Поезжай одна.

– Что? Одна? Почему я должна ехать одна, у меня что, парня нет? Или ты хочешь отдохнуть от меня? А может, ты там, на хуторе, какую-нибудь девчонку приглядел?

– Ты говоришь чушь.

– Значит, чушь... А не боишься, что я кого-нибудь подцеплю на море? Я же не уродина какая-нибудь, на меня, между прочим, парни посматривают...

Нет, это уже перебор. Володя молча встал и вышел из кухни. Дешевая провокация – все эти девчоночьи угрозы. Сопливому пацану еще можно было такое втюхать, но не ему, боевому офицеру, прошедшему Чечню, воевавшему и имевшему награды. Он взял сигареты и вышел на балкон. Жалко, что Лида его не понимает, очень жалко. Когда тебя понимает твоя девушка, это дорогого стоит.

Он курил и посматривал вниз, на двор, где гуляли бабушки с ребятишками. Она тихо подошла к нему и обняла его сзади за плечи.

– Володька! Дурачок ты. Я же люблю тебя и хочу, как лучше. Я забочусь о тебе... Пойми, тебе надо отдохнуть, набраться сил для целого года работы... У тебя такая ответственная должность! А этим людям ты все равно не поможешь. Захотел тягаться с самим начальником «Горгаза»! А этот балабол чего-то стоит. Ты не смотри, что он по полчаса по «ящику» треплется, он и дела делает. И если он себе дачу задумал там построить, то ты его не остановишь. Это же власть! Моя мама всегда говорила: против власти пойдешь – шею свернешь. Володь, ты все-таки подумай...

– Да я и так думаю, только об этом и думаю.

– Значит, ты решил посвятить свой отпуск благородному делу заступничества за беззащитных, вспомнить свои боевые подвиги? – В словах Лиды явно сквозила усмешка.

– Значит, решил. А ты и вправду поезжай на автобусе в свою Кабардинку, ты-то почему должна страдать? Хочешь, я тебя в турфирму отвезу, путевку тебе купим?

Она посмотрела на него грустно: нет, он ее не понимает, совсем не понимает. Баран упертый. А она ради него еще перед начальницей унижалась, презент ей дарила! Ну, не совсем ради него, конечно, скорее уж ради себя, чтобы быть с любимым на море вместе... Глядишь, и растает Володька под ласковым южным солнышком на пляже и сделает наконец ей предложение, после двух лет их отношений. Да, замуж ей давно пора: как-никак, двадцать семь уже стукнуло...

На хутор Володя приехал в этот же день ближе к вечеру. Проезжая мимо озера, из окна своей «Нивы» он увидел такую картину, что просто обалдел: на берегу, там, где они еще вчера рыбачили с Арсением Матвеевичем, работал бульдозер. Он разравнивал отвалом площадку, бороздил землю своими гусеницами и рычал, как огромное животное.