|
Вот раз поехал он на разживу; дома оставалась одна баба. На ту пору случилось проходить той деревней солдату; постучался к ней в окно и просится: «Пусти переночевать, хозяюшка!» — «Ступай!» Солдат вошел в избу, снял с себя ранец и лег спать. Немного погодя приезжает хозяин, увидал гостя и говорит: «Ну слава богу, хоть на дороге не выездил, да в избе нашел!» Сел ужинать и велит жене: «Разбуди-ка солдата! Пусть и он со мной поужинает». Вот и солдат уселся за стол; хозяин наливает ему стакан вина — он выпил; наливает другой — и другой выпил; наливает третий — а он больше не пьет, отнекивается. «Не чванься! Хоть пей, хоть не пей — все равно помирать!» — сказал хозяин; вылез из-за стола, взял в руки топор и говорит: «Ну, служивый, молись богу; немного тебе жить осталось!» Солдат начал просить, умолять, чуть не в землю кланяется — нет, ничего не берет. Стал он на колени перед святою иконою и так усердно, от всего сердца молится да в грехах кается. «Скорей молись! Пора!» А солдат все стоит да молится.
Вдруг кто-то стукнул в окно, и неведомый голос провестился: «Служба, а служба! Что ты копаешься; иди, я тебя давно дожидаюсь». Мужик испугался и топор выронил, а солдат надел ранец и вышел на крыльцо — стоит тройка добрых коней; он сел в повозку — лошади понеслись, и не успел солдат очнуться — глядь: перед ним отцовский двор. Тройка пропала, словно ее и не было. Возблагодарил солдат бога за свое спасение и пошел в избу; отец с матерью обрадовались ему, не знают — как принять, чем угостить. Живет у них солдат день и другой; на третий приезжает к ним в гости тот самый мужик, что хотел было порешить солдата; вишь, разбойник-то был женат на его родной сестре, только солдат про то не ведал, да и сестра его не признала. Сейчас за стол, стали есть да пить; разбойник смекнул, что его дело неладно, сидит — не пьет, а солдат его потчует: «Хоть пей, — говорит, — хоть не пей — все одно помирать!» — «Бог с тобой, сынок! Что ты говоришь нехорошее?» — напустились на него отец с матерью. Солдат рассказал все, как было; тут разбойника схватили, заковали и в острог отправили.
Разбойники
№342
Жил-был поп с попадьею; у них была дочка Аленушка. Вот этого попа позвали на свадьбу; он собрался ехать с женою, а дочь оставляет домоседкою. «Матушка! Я боюсь оставаться одна», — говорит Аленушка матери. «А ты собери подружек на посиделки, и будешь не одна». Поп и попадья уехали, а Аленушка собрала подружек; много сошлось их с работою: кто вяжет, кто плетет, а кто и прядет. Одна девица уронила невзначай веретено; оно покатилось и упало в трещину, прямо в погреб. Вот она полезла за веретеном в погреб, сошла туда, смотрит, а там за кадушкою сидит разбойник и грозит ей пальцем. «Смотри, — говорит он, — не рассказывай никому, что я здесь, а то не быть тебе живой!» Вот вылезла она из погреба бледная-бледная, рассказала все шепотом одной подружке, та другой, а эта третьей, и все, перепуганные, стали собираться домой. «Куда вы? — уговаривает их Аленушка. — Постойте, еще рано». Кто говорит, что ей надо по воду идти; кто говорит, что ей надо отнести к соседу холст, — и все ушли. Осталась одна Аленушка. Разбойник услыхал, что все приутихло, вышел из погреба и говорит ей: «Здравствуй, красная девица, пирожная мастерица!» — «Здравствуй!» — отвечает Аленушка. Разбойник осмотрел все в избе и вышел посмотреть еще на дворе, а Аленушка тем временем поскорей двери заперла и огонь потушила. Разбойник стучится в избу: «Пусти меня, а то я тебя зарежу!» — «Не пущу; коли хочешь, полезай в окно!» — а сама приготовила топор. |
