Изменить размер шрифта - +

— Молодчина! Совсем ожили! — воскликнул Фледжби, поднимаясь со стула.

— Только помните: я ничего не обещаю, — сказала кукольная швея и ткнула в воздух иголкой — раз, два, точно выкалывая Фледжби оба глаза.

— Понятно, понятно! — сказал он. — Сначала договоримся о лоскутах и обрезках. Да будьте спокойны, не прогадаете. До свидания, мисс Дженни.

— До свидания, молодой человек.

Представительная фигура мистера Фледжби исчезла за дверью, а маленькая швея снова принялась за работу — отрежет, примерит, пришьет, отрежет, пришьет, примерит, — не переставая размышлять вслух.

— Туман, туман, тумак. Ничего не понимаю. Щелочки и волк заодно? Или Щелочки и волк друг против друга? Ничего не понимаю. Бедная моя Лиззи, неужели оба они строят против тебя козни, каждый на свой лад? Ничего не понимаю. Может быть, Щелочки — Это Пабси, а волк — Ко? Ничего не понимаю. Пабси держит сторону Ко, Ко держит сторону Пабси? Пабси надувает Ко, Ко надувает Пабси? Ничего не понимаю. Щелочки сказали: «Честно говоря»? Э-э, нет! Как ни верти, все равно он лгун. Пока это единственное, что мне понятно. Тем не менее, молодой человек, ложитесь спать у себя в Олбени, на Пикадилли и вот вам — получайте на сон грядущий. — С этими словами маленькая швея опять выколола мистеру Фледжби оба глаза, да в придачу захлестнула петлю из нитки и, ловко продев в нее иголку, как бы затянула ему удавку на шее.

Трудно описать страдания, которые испытывал в тот вечер мистер Швей, когда его маленькая родительница в глубокой задумчивости сидела за работой и когда малейшее ее движение, взгляд внушали ему мысль, что ей все известно. К тому же она то и дело покачивала головой, глядя, как ее негодный старый мальчишка поеживается и трясется всем телом. Явление, именуемое в просторечии «трясучкой», овладело им в полной мере, так же, как и то, что именуется в просторечии «чертиками», и он изрядно мучился в тот вечер, тем более что к этим мукам примешивались угрызения совести, заставлявшие его время от времени произносить со стоном: «Шестьдесят по три пенни». Поскольку в этой кургузой фразе можно было услышать не покаянную исповедь, а скорее заказ официанту, достойный самого Гаргантюа, пьянчуге приходилось терпеть дополнительные неприятности, потому что кукольная швея покрикивала на свое детище резче обычного и осыпала его горькими упреками.

Если мистер Швей мучился в тот вечер, то не меньшие мучения претерпевала из-за него и кукольная швея. Однако на следующее утро она встала рано, поехала на Бонд-стрит и к назначенному часу доставила обеих заказчиц куда следовало, после чего направила свой экипаж к Олбени. Подъехав к дому, где квартировал мистер Фледжби, она увидела там леди в дорожном платье, которая держала в руках — как это ни странно — мужскую шляпу.

— Вы к кому? — строго спросила ее леди.

— Наверх, к мистеру Фледжби.

— Сейчас к нему нельзя. У него в гостях один джентльмен. Я дожидаюсь этого джентльмена. Он скоро кончит свои дела с мистером Фледжби, и тогда вы можете подняться. А пока джентльмен не вышел, вам придется подождать здесь.

Из предосторожности леди загородила собой лестницу, видимо намереваясь силой помешать швее, если та вздумает ослушаться. И так как при ее дородности ей ничего не стоило бы сделать это, швея осталась на месте.

— К чему вы прислушиваетесь? — спросила леди.

— Я не прислушиваюсь, — ответила швея.

— Разве что-нибудь слышно? — опять спросила леди, изменив форму вопроса.

— Фыркает кто-то? — сказала швея, с недоумением глядя на нее.

— Может быть, мистер Фледжби принимает душ? — улыбаясь, сказала леди.

Быстрый переход