— Жалованье, — сказал секретарь, поправляясь.

— Роксмит, вы не гордец, надеюсь? — сказал мистер Боффин, глядя на него искоса.

— Надеюсь, что нет, сэр.

— Вот я так не гордился, когда был беден, — продолжал мистер Боффин. — Гордость с бедностью плохие товарищи. Не забывайте этого. Да и как это можно? Само собой разумеется, если человек беден, так ему нечем гордиться. Вздор и пустяки.

Слегка наклонив голову и глядя несколько удивленно, секретарь, казалось, соглашался с ним: губы его шевелились, произнося слово «вздор».

— Ну так вот, насчет этого самого жалованья, — сказал мистер Боффин. — Сядьте!

Секретарь сел.

— Почему же вы раньше не сели? — подозрительно спросил мистер Боффин. — Надеюсь, не из гордости? Да, так насчет жалованья. Я обдумал это дело и назначаю вам две сотни в год. Как по-вашему? Довольно этого или нет?

— Благодарю вас. Прекрасное предложение.

— Я ничего не говорю, знаете ли, — объяснил мистер Боффин, — может, это и больше чем нужно. И я вам скажу почему. Человек состоятельный, вроде меня, обязан считаться с рыночной ценой. Сначала я в этом не так хорошо разбирался, а потом, когда познакомился с другими состоятельными людьми, так узнал, какие обязанности налагает богатство. Нельзя же мне вздувать рыночные цены потому только, что у меня самого денег куры не клюют. Овца на рынке стоит столько-то, и я должен платить столько-то, но не больше. Секретарь на рынке стоит столько-то, и я должен платить столько-то, но не больше. А впрочем, что ж, для вас я могу сделать исключение.

— Вы очень добры, мистер Боффин, — сказал секретарь с видимым усилием.

— Значит, мы установили цифру, — сказал мистер Боффин, — две сотни в год. Значит, с цифрой у нас покончено. Теперь, чтоб у нас не было недоразумений насчет того, что мне нужно за две сотни в год. Если я плачу за овцу, я покупаю ее целиком. Точно так же, если я плачу за секретаря, я покупаю его целиком.

— Другими словами, вы приобретаете все мое время?

— Конечно. Послушайте, — сказал мистер Боффин, — не то чтоб мне нужно было все ваше время: можете взять и книжку на минуту-другую, когда вам нечего будет делать; хотя, я думаю, для вас всегда найдется какое-нибудь полезное занятие. Но мне нужно, чтоб вы постоянно были на месте. Для меня удобнее, чтоб вы во всякое время были тут, под рукой. Надеюсь поэтому, что от завтрака до ужина вы не будете уходить из дому.

Секретарь поклонился.

— В прежние времена, когда я сам был на службе, — продолжал мистер Боффин, — разве я мог разгуливать по своей воле, где мне нравится? Значит, и вы тоже не можете разгуливать, где вам нравится. За последнее время у вас завелась такая привычка; но, может, это оттого, что мы раньше не договорились как следует. А теперь давайте договоримся, и пусть это будет вот как: если вам нужно уйти, вы спросите разрешения.

Секретарь опять поклонился. Видно было, что ему неловко, что он удивлен и чувствует себя оскорбленным.

— Я велю провести колокольчик из этой комнаты в вашу, — сказал мистер Боффин, — и буду звонить, когда вы мне понадобитесь. А сейчас больше не припомню, что еще я хотел вам сказать.

Секретарь встал, собрал бумаги и вышел. Глаза Беллы, проводив его до дверей, остановились на мистере Боффине, который самодовольно откинулся на спинку кресла, и снова обратились к книге.

— Я позволил распуститься этому голубчику, моему молодому человеку, — сказал мистер Боффин, вставая и прохаживаясь по комнате.