— Всего хорошего, сэр.

— А также и всей честной компании, — сказал мистер Боффин, обводя взглядом лавчонку. — Ну и кунсткамера, Венус; как-нибудь в другой раз хорошо бы с ними познакомиться поближе. Всего хорошего, Венус, всего хорошего! Благодарствую, Венус, спасибо, Венус!

И с этими словами он засеменил к выходу, а там и по улице, направляясь домой.

— Хотелось бы мне знать, — размышлял он дорогой, нянча свою трость, — возможно ли, чтоб Венус и вправду собирался прищемить нос Веггу? А может быть, он хочет забрать меня в руки и раздеть догола, после того как я откуплюсь от Вегга?

Это была хитрая и подозрительная мысль, как раз по плечу выученику Скряг, и, семеня по улице, он и сам казался хитрым и подозрительным. Не раз и не два, даже не два и не три, а по крайней мере раз десять он замахивался тростью, нанося прямой удар по воздуху. Вероятно, он видел перед собой деревянную физиономию Сайласа Вегга, потому что бил с явным удовольствием.

Он подходил уже к своему дому, когда мимо него промчалась маленькая каретка, повернула назад и снова промчалась мимо. Эта каретка двигалась как-то странно; мистер Боффин опять услышал, как она остановилась позади него, повернула и опять проехала мимо. Потом снова остановилась, тронулась, скрылась из виду. Однако не очень далеко: когда он свернул на свою улицу, оказалось, что каретка стоит на углу.

Как только он поравнялся с кареткой, в окно выглянуло женское лицо, и когда он уже проходил мимо, дама негромко назвала его по имени.

— Что угодно, сударыня? — останавливаясь, откликнулся мистер Боффин.

— Это я — миссис Лэмл, — сказала дама.

Мистер Боффин подошел к окну и выразил надежду, что миссис Лэмл здорова.

— Не так здорова, дорогой мистер Боффин, и очень расстроена — быть может, неразумно — тем, что очень тревожилась и волновалась. Я давно вас поджидаю. Можно мне поговорить с вами?

Мистер Боффин предложил миссис Лэмл проехать к его дому, всего на какую-нибудь сотню шагов далее.

— Мне бы не хотелось, мистер Боффин, если вы не очень на этом настаиваете. Вопрос настолько затруднительный и щекотливый, что было бы не совсем ловко говорить о нем у вас дома. Вам, должно быть, это кажется очень странным?

Мистер Боффин сказал, что нет, хотя подумал, что да.

— А все потому, что я слишком дорожу добрым мнением моих друзей и даже ради выполнения долга ни за что не хотела бы потерять его. Я спросила мужа, моего доротого Альфреда, должна ли я считать это своим долгом, и он ответил, что да. Жаль, что я не спросила его раньше. Это избавило бы меня от многих мучений.

(«Опять, что ли, на меня покушаются?» — подумал мистер Боффин, совсем сбитый с толку.)

— Альфред и послал меня к вам, мистер Боффин. Альфред сказал; «Не возвращайся домой, Софрония, пока не повидаешься с мистером Боффином и не расскажешь ему обо всем». Не сядете ли вы ко мне в карету?

Мистер Боффин ответил: «Почему же нет», — и уселся рядом с миссис Лэмл.

— Поезжайте куда-нибудь не торопясь, — сказала миссис Лэмл своему кучеру, — и чтобы колеса не гремели.

«Так и есть, опять на меня покушаются, — сказал мистер Боффин самому себе. — Что-то будет?»

Золотой Мусорщик в самом худшем виде

Но вот, в одно утро, оставшееся всем надолго памятным, Золотой Мусорщик вышел к завтраку с лицом чернее ночи. Никогда еще не проявлялась так резко перемена в его характере. Его обращение с секретарем было настолько высокомерно и неуважительно, настолько полно недоверия, что молодой человек встал и вышел из-за стола в середине завтрака.