– И у вас, тем не менее, не возникло ни малейшего подозрения, что в один день у Эммы были ее украшения, а на следующий день их у нее не было?

– Нет, не возникло.

– Вы не заметили, что она перестала носить их, например? Это могло натолкнуть вас на размышления, не правда ли?

– Только не в ее случае.

– А почему?

– Как большинство художников, мисс Манзини своенравна. Однажды она может нарядиться, а потом целыми неделями одно упоминание о нарядах раздражает ее. Причин для этого может быть много. Это и ее работа, что-нибудь, действующее ей на нервы, и ее спинные боли.

Мое упоминание о спине Эммы было встречено многозначительным молчанием.

– У нее повреждена спина? – сочувственным голосом спросил Брайант.

– Боюсь, что да.

– Бедняжка. Как это случилось?

– Насколько я знаю, она подверглась грубому обращению во время своего участия в мирной демонстрации.

– На это ведь можно посмотреть с разных точек зрения, не правда ли?

– Уверен, что да.

– В последнее время она не кусала полицейских?

– Я оставил без ответа этот вопрос.

Лак продолжил:

– И вы не спросили ее: «Эмма, почему ты не носишь свое кольцо? Или свое ожерелье? Или свою брошь? Или свои серьги?»

– Нет, не спросил, мистер Лак. Мисс Манзини и я никогда не беседуем друг с другом в таком духе.

Я был высокомерен и знал это. Лак действовал мне на нервы.

– Прекрасно. Итак, вы друг с другом не беседуете, – бросил он. – А также вы не знаете, где она.

Он, очевидно, терял терпение.

– И как, по вашему глубоко личному мнению высокоуважаемого сотрудника казначейства, выглядит тот факт, что ваш друг доктор Лоуренс Петтифер в июле этого года сбыл драгоценности вашей Эммы дилеру с Хэттон-Гарден за две трети того, что вы за них заплатили, заявляя при этом, что это драгоценности его матери, хотя фактически он получил их от вас через Эмму?

– Мисс Манзини была вольна распорядиться этими драгоценностями по своему усмотрению. Если бы она отдала их молочнику, я и мизинцем не пошевелил бы. – Я искал, чем уколоть его, и с благодарностью ухватился за подвернувшееся орудие. – Но мистер Гаппи, вероятно, уже нашел для вас решение вашей проблемы, мистер Лак?

– Это вы о чем?

– Разве не в июле, по словам Гаппи, он видел, как мистер Петтифер приближается к моему дому? В воскресенье? Вот вам и грабитель. Петтифер подходит к дому и видит, что он пуст. По воскресеньям прислуги в нем нет. Мисс Манзини и я уехали пообедать в город. Он взламывает окно, проникает в дом, идет в ее комнату и завладевает драгоценностями.

Он, должно быть, уже догадался, что я издеваюсь над ним, потому что покраснел.

– Мне показалось, вы утверждали, что Петтифер не крадет, – подозрительно возразил он.

– Давайте будем считать, что вы меня переубедили, – учтиво ответил я. Магнитофон хрюкнул, и лента в нем остановилась.

– Минутку подожди, пожалуйста, Оливер, – вежливо приказал Брайант.

Лак уже протянул руку, чтобы сменить пленку. Но вместо этого он несколько зловеще, как мне показалось, убрал руку и положил ее вместе с другой себе на колено.

– Мистер Крэнмер, сэр…

Брайант стоял рядом со мной. Его ладонь легла на мое плечо – традиционный жест при аресте. Он нагнулся, и его губы были не дальше дюйма от моего уха. До сих пор физического страха у меня не было, но теперь Брайант напомнил мне о нем.

– Знаете ли вы, что это означает, сэр? – очень тихо спросил он, больно сжимая мое плечо.