И такими же восхитительными. Он не спешил, поцелуи становились все более глубокими, язык ни на секунду не останавливал исследований глубин ее рта. Слишком чувствительные из-за беременности груди налились почти до болезненного состояния, а лоно наполнилось жаркой влагой.
Зейн уложил ее на подушки и провел руками вдоль тела Бэрри, освобождая от лифчика, а затем и от трусиков. Горячий взгляд не отрывался от распростертого тела.
– Я собираюсь сделать то, что не мог позволить себе раньше, – прошептал он. – Нам не надо быть настороже, бояться шума или строго отслеживать время. Я собираюсь тебя поглотить до последней косточки, моя рыженькая.
Бэрри следовало бы насторожиться, таким жестким и голодным стало выражение его лица. Этот голод, казалось, можно было потрогать руками. Вместо этого она потянулась к нему, в безумном желании почувствовать его тяжесть на своем теле, и вторжение твердой плоти.
Но у Зейна оказались другие планы. Он поймал ее руки и прижал их к кровати, как однажды сделала она. Тогда Бэрри повелевала его телом, а сейчас пришло время ответить тем же, вручая себя в его полное распоряжение.
Больше всего он хотел распоряжаться ее грудью, которая так пленительно изменилась. Очень осторожно, еле прикасаясь, Зейн втянул губами один напрягшийся сосок. Этого хватило, чтобы выжать из нее стон. Покалывающие ощущения оказались невероятно сильными. Язык ударил по шишечке, обошел ее круговым движением и прижал к небу, а потом он начал ее посасывать.
С ее губ сорвался высокий неудержимый крик. Из легких исчез весь воздух, казалось, она не сможет сделать ни одного вздоха. Боже, она даже не могла себе представить, что грудь стала настолько чувствительной, и что он так легко вызовет одновременно боль и необузданное, непереносимое, яростное удовольствие. Бэрри выгнулась, но он контролировал ее движения, удерживая на месте. Рот Зейна переместился на другой сосок, заманил его нежной лаской, а потом неожиданно для нее сжал, снова заставляя кричать.
Зейн не собирался останавливаться. Бэрри кричала, шептала, просила, но он не останавливался. Она услышала свой умоляющий голос:
– Зейн… пожалуйста… Боже, пожалуйста… Не надо больше… Еще… – а затем рыдающий, – Сильнее! – и поняла, что умоляет его не остановиться, а продолжить.
Она извивалась в руках мужа, а он подталкивал ее все выше и выше, сильнее и сильнее – жадный рот пировал на ее груди. Внезапно все ее чувства собрались в огромный пульсирующий шар в районе лона и взорвались наслаждением.
Когда Бэрри смогла снова дышать и думать, ее руки и ноги оказались слабыми и ни к чему не годными. Неподвижно лежа на кровати с закрытыми глазами, она удивлялась, что смогла пережить взрыв.
– Только от того, что я приласкал твои груди? – изумился Зейн и поцеловал низ ее живота. – Черт, следующие семь месяцев обещают быть забавными!
– Зейн… подожди… – прошептала она, протягивая одну руку к его голове. Ей хватило сил только на это единственное движение. – Я не могу… Дай мне передохнуть.
Он сел между ее ногами и положил ее бедра себе на плечи.
– Тебе не придется двигаться, – пообещал Зейн глубоким низким голосом. – Ты будешь просто лежать.
Затем он начал медленно и искусно исследовать ее губами, и тело Бэрри выгнулось дугой. Все началось снова. Зейн показал ей все, что не мог себе позволить сделать раньше.
Он подвел ее еще к одному освобождению перед тем, как расположился между ее бедер и опустился сверху. Бэрри не сдержала стона, когда он наполнил ее одним плавным сильным толчком. Потрясенная размером его плоти и глубиной вторжения, она задрожала. Как она могла забыть? Неприятные ощущения захватили врасплох, и Бэрри вцепилась в него в попытке приспособиться. Зейн успокаивал ее, шепча на ушко жаркие нежные слова, лаская кожу, которая стала настолько чувствительной, что даже шелковые простыни, казалось, оставляют царапины. |