И пример этот достоин подражания.
Еврейский антиквар
«Я хочу показать, как поэзия вырывается живым ключом из недр метрики; я хочу показать, почему пресловутая скандовка режет нам ухо, и искусное чтение открывает перед нами новые, дальние горизонты; я хочу показать, как следует толковать произведения наших великих поэтов, и как для верной их оценки нужно выбирать их естественный ритм; я хочу показать, как при свете разумно понятой метрики наше духовное око оказывается способным видеть все, что происходит в их душе в пору вдохновения; я хочу показать, как, сбросив чужое иго, мы можем теперь, не мудрствуя лукаво и не вдаваясь в заоблачные теории, сочинять прекрасные стихи и дать себе точный отчет в их внутреннем построении».Барон Давид Горациевич Гинцбург
Мы привели краткий фрагмент из книги барона Давида Горациевича Гинцбурга (1857-1910) «О русском стихотворении; опыт ритмического строя стихотворений Лермонтова», чтобы читатель услышал голос этого выдающегося ученого и просветителя. Труд сей отмечен горячей любовью к отечественной поэзии, причем обращает на себя внимание удивительно чистый и вместе с тем яркий, эмоциональный русский язык автора. Питается он не только чтением классики, но и разговорами часто бывавших в доме Гинцбургов мастеров русского слова, слышанными тогда еще совсем юным Давидом. В этой своей книге о поэзии Гинцбург свободно оперирует и примерами французской, немецкой, английской, итальянской, польской, древнегреческой, латинской, древнееврейской и даже арабской версификации, обнаруживая тем самым завидную филологическую эрудицию.
Впрочем, как это водилось в семье Гинцбургов, полиглотом он стал еще с детства, получив превосходное домашнее образование. Отец, Гораций Осипович, дал сыну традиционное еврейское воспитание, а также обучил его основным европейским и классическим языкам. Гинцбург-старший приставил к Давиду лучших менторов – настоящих специалистов своего дела. Один из них, тонкий знаток еврейской средневековой книжности и философии, Сениор Закс (1816-1892), оказал на мальчика определяющее влияние. Составитель каталогов древних еврейских рукописей, Закс был заведующим библиотекой баронов Гинцбургов, и именно он привил Давиду жадный и стойкий интерес к книжным раритетам и манускриптам, и это вылилось в охватившую нашего героя страсть на всю жизнь. Другой ментор, Гирш Рабинович (1832-1889), составитель популярного среди евреев в свое время компендиума по естественным наукам, обладал даром журналиста и бойкого полемиста, что передалось и его подопечному. Несомненно и воздействие на Давида одного из наиболее выдающихся гуманитариев XIX века, ориенталиста Адольфа Нейбауэра (1831-1907), ставшего впоследствии профессором кафедры раввинской литературы Оксфордского университета. Нейбауэр, наряду с красотами древнееврейской и караитской письменности, открыл Давиду обаяние арабской литературы и языка.
Уже в юности было ясно: Давид не обладает свойственной Гинцбургам жилкой предпринимателя и финансиста, зато в нем явственно угадываются задатки будущего ученого. Его манит колыбель цивилизации – древний Восток, и он всячески стремится постичь его историю и культуру. В Париже Гинцбург по собственному почину слушает лекции знаменитого арабиста и историка ислама, специалиста по древней поэзии Станисласа Гюара (1846-1884). Барон живо воспринял теорию Гюара о системе стихосложения на основе естественного ритма языка; впоследствии он разовьет ее в своих научных трудах.
А историю восточных культур, особенности средневековых арабских и персидских литературных текстов, ему, вольному слушателю, преподает в Петербургском университете профессор Виктор Романович Розен (1849-1908) – создатель школы русской арабистики. Розен являл собой тип широко образованного ученого с особым интересом к культурно-историческим вопросам, что передалось и его ученику Гинцбургу.
Знания, полученные в результате домашнего образования и самообразования, позволили двадцатилетнему Давиду сдать экстерном экзамены в Петербургском университете и получить степень кандидата. |