Просто я вас совсем не слышу.
– Нет, с вами что-то не так. Вам здесь не нравится?
– Нравится, нравится! Вы не хотите потанцевать?
– Нет. Вы же не любите танцы. Я просто хочу сидеть и глазеть по сторонам.
– Ваш бокал по-прежнему пуст. Виски отличное.
– Отличное что?
– Я говорю, отличное виски.
– Нет, спасибо. Вот видите, я могу быть пай-девочкой. Вы ведь меня уже на два витка обогнали.
– Если так пойдет и дальше, я, может, обскачу вас и на все шестьдесят.
– Что-что, милый?
– Я говорю, что когда мы наконец выберемся из этой передряги, мне, может, и все шестьдесят стукнет.
– О, перестаньте. Забудьте обо всем и радуйтесь.
Кэнфилд взглянул на Джанет и снова ощутил радость. Иного слова и не подберешь – именно радость. Джанет была для него живительным источником, наполнявшим его восторгом и нежностью. Ее глаза завораживали его – такое чувство могут испытывать только влюбленные. И все же Кэнфилд изо всех сил противился ее чарам, старался умерить свой пыл, но понимал, что это ему не удастся.
– Я тебя очень люблю, – сказал он. Она расслышала его, несмотря на слитный шум голосов, музыку и смех.
– Я знаю. – В ее глазах стояли слезы. – Мы любим друг друга. Это же прекрасно!
– Ну а сейчас хочешь потанцевать?
Джанет слегка качнула головой:
– О Мэтью, мой дорогой, мой милый Мэтью! Не нужно принуждать себя делать то, чего ты не хочешь.
– Да нет, я действительно хочу танцевать.
Она протянула руку и нежно стиснула его пальцы.
– Я не хочу танцевать с тобой на публике. Мы потанцуем позже, когда останемся одни.
В эту минуту Кэнфилд поклялся себе: он никогда в жизни не расстанется с этой женщиной.
И все же сознание долга взяло верх над чувствами, он вспомнил о старой леди, оставшейся в «Савое».
В этот самый момент Элизабет Скарлатти встала с постели и накинула на плечи пеньюар. Она читала «Манчестер гардиан» и в какой-то момент услышала доносящиеся из гостиной резкие металлические щелчки и последовавший затем глухой шум. Поначалу звуки эти ее совсем не испугали и даже не насторожили: ведь она закрыла дверь прихожей на задвижку и теперь решила, что это Джанет пытается открыть дверь своим ключом и не может справиться с замком. Было уже два часа ночи – пора бы ей уже вернуться домой.
– Погоди минуту, детка. Я сейчас, – крикнула Элизабет.
Она не стала выключать настольную лампу, и, когда шла к двери, по стене заметались причудливые тени.
Она вышла в прихожую и собралась было отодвинуть задвижку, но тут вдруг вспомнила наставление Кэнфилда и заколебалась.
– Это ты там скребешься, Джанет?
Ответа не последовало.
– Джанет? Мистер Кэнфилд? Это вы?
Тишина.
Элизабет замерла от страха: ведь она явственно слышала скрежет, с возрастом ее слух не ослабел.
Может, это тонкие листы английской газеты так странно шелестят? Вряд ли. Хотя… Она очень старалась убедить себя в этом, но тщетно.
Может, в номере есть кто-то посторонний?
От этой мысли у нее засосало под ложечкой.
Повернувшись, чтобы идти обратно в спальню, она увидела, что огромное, доходящее до самого пола двустворчатое окно чуть приоткрыто, не более чем на два дюйма. Шелковые портьеры слегка колыхались от ветерка.
Остановившись в растерянности, она судорожно вспоминала, закрыла ли она окно, прежде чем лечь в постель? Да, закрыла, хотя сделала это исключительно для очистки совести, ибо не воспринимала всерьез наставления Кэнфилда. Ведь ее номер находился на седьмом этаже. |