|
К чувству страха прибавилось радостное возбуждение. Только представьте, мне одной из немногих посчастливилось побывать в этом хранилище, где сам воздух, казалось, пропитался вековыми тайнами древних Владык. Возле портретов, обрамленных в тяжелые, потемневшие от времени рамы, на небольших постаментах находились всевозможные вещицы, принадлежавшие венценосным особам. Были здесь и перстни, и ожерелья, и другие украшения, сверкающие и переливающиеся под бликами факелов. Нашлась даже корона, увенчанная золотой змеей с глазами-изумрудами. Меня так и подмывало ее примерить. Надо же, сколько добра лежит без присмотра! Настоящий рай для любителей антиквариата. Скосив в последний раз взгляд в сторону королевского убора и с трудом подавив искушение прихватить его с собой, двинулась дальше. Думала, умру здесь от страха или от скуки, на самом же деле занялась разглядыванием всевозможных монарших цацек, и время летело незаметно. На одном из постаментов заметила небольшую книгу в потертом переплете. Обложка не была украшена драгоценными каменьями и, казалось, не представляла никакой ценности, но раз эту книгу сюда поместили, значит, кому-то она была дорога. Рядом обнаружился и этот кто-то, вернее, его изображение. Пожилой грузный мужчина. Подойдя ближе, медленно, почти по слогам, прочла: – Аддаон. Хм, разве у него не нашлось ничего позначительней и подороже этой потрепанной книженции? Скряга! А я, видите ли, должна оставить свой сапфировый перстень. Приятно сознавать, что уроки по ветхому драгонийскому не прошли даром. Я все-таки с горем пополам освоила этот непростой язык и сейчас с интересом, хоть и с трудом, читала имена древних монархов: Каденсия, Пэмерэл, Наама. «Возможно, имя нашего с Дорриэном чада тоже будет начертано здесь, лучше бы золотыми буквами, – подумала и с грустью заключила: – Если этому ребенку суждено когда-нибудь появиться на свет». Постепенно галерея стала подниматься в гору, плиты на полу сменились неровными камнями, хаотично выпирающими из земли. Чертыхаясь, смахивала со лба непослушные локоны и корила себя за решение остричь волосы. Теперь долго придется мучиться, прежде чем они отрастут. Тугие завитки так и норовили залезть в глаза, отчего я то и дело спотыкалась. Я уже порядком выбилась из сил, боль в ноге из-за многочасовой прогулки стала невыносимой, по лицу струился пот, не хуже локонов залепляя глаза. Наверное, Владычица представляла собой жалкое зрелище… Добравшись до очередного шедевра, замерла, словно вкопанная. Из золоченой рамы на меня смотрели самые прекрасные на свете глаза. Чуть прищуренные, цвета предгрозового лазурного неба, с какой-то томной поволокой, они взирали на мир требовательно и настороженно. Черные брови, изогнутые дугой и застывшие в немом нетерпении, говорили о силе, а может, даже о жестокости их обладательницы. «Наверное, еще та была стерва, – отчего-то подумалось мне. – Представляю, сколько воздыхателей потонуло в синем омуте этих колдовских глаз». Очнувшись от столбняка, хотела продолжить путь, но оступилась и приземлилась на камни. Темные пряди предательски рассыпались по лицу. Проклиная свою неуклюжесть и несвоевременную перемену прически, кое-как поднялась и схватила так удачно оказавшийся под рукой гребень. Скрутив волосы в жгут, закрепила кудри ювелирным украшением, здраво рассудив, что прежней хозяйке оно уже ни к чему. Так-то лучше. Теперь можно продолжить путешествие. Зачем-то подобрала с пола каблук и зашагала дальше. Не знаю, сколько я провела часов, блуждая по подземелью, но к своему портрету добрела ни живой ни мертвой. Именно это полотно еще совсем недавно украшало один из залов Ирриэтона, в котором когда-то красовались многочисленные картины с изображением принцессы Солеи, несостоявшейся супруги Дорриэна. |
