— …Не по-о-онял!!! — Стоит мне только об этом подумать, как Шаповалов изменяет себе. Добавляет в свой лексикон это эмоциональное «Не по-о-онял!!!». При этом он удивленно выпучивает буркалы. И недвусмысленно показывает на дверь: мол, выйди, посиди чуток в коридоре, дай папочке побеседовать по телефону, тебе вовсе незачем знать, о чем разговор.

Напрасно. Всё равно, знаю: только что важняку сообщили, что дело о взрыве на Московском проспекте передается другой следственной группе, да к тому же еще и в другое ведомство. Признаться, я уже заждалась этого телефонного звонка, но ни на йоту не сомневалась, что рано или поздно его дождусь. Потому, что о том, что будет именно так, меня предупредил Гепатит прежде, чем вместе с Пляцидевским свалил из квартиры сразу же после взрыва. «Нечего нам здесь светиться и давать мусором почву для лишних расспросов. Мы слишком заметные фигуры в определенных кругах, а силовикам рано знать, что ты водишься с такими людьми. Денек, пока дело ни передадут кому надо, тебя помучает вопросами какой-нибудь случайный следак. Не откровенничай с ним. Константина не знаешь. Он тебя спас, попытавшись угнать твою тачку. Будут спрашивать, кого подозреваешь в организации покушения, отвечай, что никого конкретно, хотя подсознательно ожидала подобного поворота. Но круг подозреваемых обрисовать ты не можешь, потому что слишком многие желали бы твоей смерти, чтобы завладеть концерном. Как отвечать на остальные вопросы, ты уже знаешь». Действительно, знаю. Как раз накануне войны мы всё утро просидели вчетвером (я, Томка, Олег и Пляцидевский), обсуждая, как нам с Тамарой держаться на допросе в мусарне. В том, что рано или поздно нам это придется пройти, никто не сомневался. Пришлось. К сожалению, рано.

Я выхожу из кабинета, присаживаюсь на краю скамейки рядом с сонной Тамарой.

— Ну, как? — Хлопая ресницами, она смотрит на меня вопросительно.

— Всё о'кей. Сейчас поедем домой. Вот только мусор поговорит по телефону и придет попрощаться.

Я оказываюсь права. Важняк появляется из кабинета минут через пять. С кислой миной протягивает нам пропуска.

— На сегодня свободны, — нелюбезно прощается он. — Энглер, переезжайте в Ольгино по месту прописки. Вас вызовут.

«Ни хрена себе! — В очередной раз я с трудом удерживаюсь на грани. — Этот лощеный уродец еще будет указывать, где мне жить!»

Хотя он, пожалуй, и прав. Почему бы нам с Томкой не перебраться в Ольгино? Я ведь еще ни разу там не была. И ни разу не видела, в каких хоромах обитают российские олигархи.

Бондаренко, которого я вызвала сразу, как только покинула прокуратуру, встретил нас на Приморском шоссе, передал ключи от своего БМВ одному из телохранителей, а сам пересел ко мне в «мерседес». Когда подъехали к дому, он достал из кармана миниатюрный пульт дистанционного управления, набрал на нем код, и перед нами гостеприимно распахнулись створки ворот.

— Здесь центральный электронный замок, — принялся объяснять мне Андрюша. — Набираешь сорок восемь тринадцать, потом жмешь на зеленую кнопку, и дом снят с сигнализации, входная дверь не заперта. Чтобы открылись ворота, жмешь на эту вот кнопочку. Чтобы, наоборот, всё запереть и поставить на сигнализацию, набираешь в обратном порядке: тридцать один…

— Расскажешь попозже, — перебила я. — А сейчас вот о чем я подумала… Свяжись-ка ты с Полторак. Пусть пришлет сюда бригаду спецов. Надо проверить дом и участок

— Думаешь, здесь могли понатыкать жучков? — хмыкнул Андрюша. — Но это ведь невозможно. Сюда не проникнуть. Этот дом — крепость.

— Что эта крепость не неприступна, было доказано еще в начале июня, когда засмолили Богданова.