– Добрый день, – прервала я долгое молчание.

– И впрямь Анна, – протянул господин с редкими седыми волосами, забранными в неряшливый хвост на затылке, и немедленно опрокинул в себя рюмашку аперитива. Дядюшка Уилборт – припомнила я имя.

– Или очень на нее похожа, – усмехнулся высокий худой тип с узкими усиками, придававшими ему хищный вид. – Что же ты встала на пороге, милая кузина?

Нервное лицо мужчины мне было знакомо по многочисленным домашним карточкам, но вот имя, как назло, совершенно выветрилось из головы. Алан, Алик, Ален или как-то еще? Наверное, будет странно, если я начну сыпать официозом и называть родственника, пускай и дальнего, «суним Вишневский». Или у него и фамилия другая? Глэдис говорила, что он приехал из глубокой провинции лет пять назад и помогал отцу с делами.

На диване восседала тетка Клотильда, худосочная бледная женщина с такой идеальной осанкой, словно под платьем у нее, как у гимназистки, была засунута линейка. Меня она встретила величественным кивком головы.

Чувствуя себя не в своей тарелке, я опустилась в большое кресло, устеленное плоской, как блин, подушечкой. Продавленное сиденье немедленно отозвалось возмущенным скрипом, в ногу впилась пружина, а на лицах родственников появилось такое выражение, будто на их глазах было совершено святотатство.

Я с недоумением изогнула брови.

– Ты села на кресло своего отца, – сдавленным голосом пробормотала Ева.

Знала бы, что плюхнусь в святое место, осталась бы стоять! Точно ужаленная пружиной, я вскочила с кресла и пристроилась на краешек дивана рядом с Клотильдой. Какие у нас были отношения?

– С манерами у тебя все так же туго, – пробормотала тетка и, подхватив трость с костяной крючковатой ручкой, величественно поднялась. – Пойду, подгоню этого нового повара, иначе, пока он будет варганить свои бершамели, Уилборт не сможет ни лыка связать, ни сбершамелить.

Дядюшка немедленно поперхнулся очередной рюмкой аперитива и, я могла поспорить, едва слышно пробормотал под нос:

– Злобная ключница!

Неожиданно она остановилась в дверях и бросила через плечо:

– Негодная девчонка! Где это видано, чтобы Вишневские убегали из дома? Хвала Святым Угодникам, тебе хватило ума вернуться!

Величественной походкой, постукивая тростью и позвякивая ключами, она скрылась из виду. Глэдис говорила, что жесткой прямолинейности я набралась именно от тетки Клотильды, рано овдовевшей, а потом в течение трех лет похоронившей двух сыновей и смирившейся с участью приживалки в богатом доме.

– Злобная ключница! – уже погромче ей вдогонку повторил Уилборт и смело налил в рюмашку очередную порцию вечернего аперитива. Дядька выглядел неопрятным и неухоженным. Темно-зеленый бархатный камзол расходился на животе, коленки брюк висели опавшими пузырями, волосы лоснились. Похоже, дядюшка являлся большим любителем плеснуть за шиворот.

– Я налью чаю. – В удрученном молчании Ева принялась отчаянно звенеть чайным сервизом.

Как же мне не хватало подсказок Глэдис, невовремя слегшей с жаром! Стоило сослаться на дурное самочувствие и сбежать из «синей комнаты пыток», но меня точно пристрочили к дивану крепкими нитками. Я приняла из рук мачехи кружку с холодным травяным настоем, какой называть чаем не повернулся бы язык даже у пьяного Уилборта, и сделала глоток. Во рту появилась горечь, а на зубах – ошметок размоченного листика мяты.

– Так кто ты, нима? – вдруг вымолвил кузен сквозь зубы, поджигая тонкую папироску.

У меня дрогнула рука.