…Сливочный пудинг, золотая монета, гравират, Искра, любовники.

В моей голове крутились сотни слов, обрывки фраз, смутные образы, но, как я ни собирала их вместе, они не сходились в единую картину.

…Кофей, каштановые волосы, каре-зеленые глаза, кристалл.

Золотое перо скользило по чистой странице блокнота, мелкими жемчужными бусами рассыпались буквы, написанные твердым совсем неженским почерком.

Мост, огни, замок, дворец, ледяная вишня…

– Анна!

Рука дрогнула. Чернильным шрамом до края прочертилась кривая линия.

Отрываясь от чистописания, я подняла голову. По парковой дорожке, разрисованной солнечной мозаикой, в мою сторону торопилась среднего роста нима, спрятанная в глухо застегнутое до самого подбородка коричневое платье. Это она рассказала о том, что в ночь, когда меня выловили из Эльбы, от кровоизлияния в мозг скончался Валентин Вишневский, мой отец. Я читала о нем в листовке от какого-то газетного листа и не испытывала никаких эмоций, точно узнала о смерти незнакомца, а не человека, подарившего мне жизнь.

– Глэдис. – Я помахала рукой и закрыла блокнот, пряча бесконечные шеренги бессвязных слов.

– Нима Анна, как вы себя чувствуете? – Она присела на скамью рядом со мной. От нее никогда не пахло сладкими благовониями, как, например, от помощницы профессора.

– Терпимо.

– Вы выглядите бледной.

– Я плохо спала, – призналась я. Было так сложно цепляться за сознание, когда голову окутывал липкий туман.

…Полевые цветы, горячие руки, боль.

Мой беспокойный взгляд остановился на мрачном здании лечебницы с башней, похожей на пожарную каланчу.

– Разве Кастан не приехал с тобой?

Кастан Стомма, красивый, светловолосый мужчина с меланхоличным воспоминанием о том, как мы, стараясь не замечать пронзительно-ледяного ветра, стояли на мосту и прямо из бутылки пили ледяное игристое вино со вкусом вишни, что, конечно же, совершенно не пристало благородной ниме Вишневской.

Позже он расшифровал видение. В тот день на Тюремной площади повесили его клиента, и таким нехитрым образом я пыталась поддержать провалившегося судебного заступника.

– Он делает последние распоряжения. – Глэдис пожала мне руку. Ее пальцы всегда были холодные, влажные, с аккуратно подпиленными круглыми ноготками. – Больше не придется врать, что вы не хотите видеть родственников, Анна. Мы нашли убежище. У вас будет время все вспомнить.

– Спасибо, Глэдис.

Мне так хотелось спрятаться, но не на земле среди людей, а в мире, где воспоминания не играли важной роли, зато бесконечно светило солнце и по заливным лугам прыгали розовые пони. Ради кого мне стоило оставаться в рассудке?

Гравюра, стена, оконная решетка, стон, вздох, всхлип… Владислав Горский.

– Нима, мы приехали!

Разбуженная неожиданным окликом я открыла глаза и, плохо соображая, выглянула в окошко. Экипаж стоял напротив настежь раскрытых ворот в двухэтажный особнячок, собранный из неровного камня и с узкими цветочными горшками на подоконниках. Половину тесного двора занимала карета, принадлежащая Кастану Стомме.

Подходя к веранде, я заметила, как на первом этаже шевельнулась занавеска, и даже не успела постучать молоточком, как дверь распахнулась, и на пороге возникла Глэдис. Судя по складочкам, залегшим в уголках губ, она пребывала в праведном гневе из-за моего побега.

– Нима Анна, как вы посмели уехать и ничего мне не сказать! – тихо высказалась Глэдис с металлом в голосе. – Хотя бы представляете, как сильно я волновалась?

В голову пришло, что по дороге стоило купить засахаренных орешков и шариков ягодного сахара.