С этого дня их отношения в корне изменились.

По мере того, как беременность преображала Орнеллу, Паоло убеждался, что не испытывает к ней прежних чувств.

Ему вспомнилось недавнее интервью со знаменитым художником, которое он брал у него в мастерской на втором этаже старого миланского дома. По стенам висели картины. Похоже, на большинстве из них была изображена одна и та же пожилая женщина, плотная, с чистым, полным любви взглядом, с кротким выражением лица.

— Это моя мать, — объяснил живописец. — Мне нравится ее писать. А еще я с удовольствием пишу беременных женщин. У них влажная кожа, у них большие томные глаза стельной коровы. Я нахожу их очаровательными.

С Паоло происходило нечто прямо противоположное. Чем ближе были роды, тем больше он отдалялся от Орнеллы.

Когда она родила дочь, новоиспеченного отца вызвал в Венецию Джованни Ровести. Он ждал его на террасе гостиницы «Эксельсиор». На Лидо было полно журналистов, кинозвезд, знаменитых режиссеров, съехавшихся на венецианский кинофестиваль.

Антонио, увидев его, пошел ему навстречу, чтобы проводить к столику, за которым сидел отец.

Старший Ровести поздоровался с Паоло за руку и пригласил его сесть.

— Гримальди уходит из журнала, — объявил Антонио. — У нас с отцом к тебе предложение.

Гримальди был главным редактором. Паоло тут же догадался, о каком предложении идет речь.

— Уже больше года журнал фактически редактируешь ты, — заговорил старик. — Гримальди лишь подписывает номер в печать. Согласись, что для главного редактора этого маловато.

Паоло медленно поднес ко рту бокал мартини и сделал глоток, молча рассматривая собеседников. На старике был белый льняной костюм и панама. В свои почти восемьдесят лет он мог похвастать живостью сорокалетнего. Антонио, одетый в светлые брюки и полосатую майку, выглядел рядом с отцом надувной куклой, из которой выпустили воздух. Он следил за разговором, однако при этом у него был вид человека, умирающего от скуки. Время от времени он бросал взгляды вниз, на пляж, туда, где начинался длинный ряд роскошных купальных кабин.

— А Гримальди об этом знает? — спросил Паоло.

— Узнает, когда будет нужно, — успокоил его Джованни Ровести.

Паоло усмехнулся.

— Когда будет нужно, — медленно повторил он. — Мы сгоняем его с дистанции в разгаре скачек и делаем вид, будто ничего особенного не происходит. Что с ним будет? Какое место он получит взамен?

— Кто скачет, а кто плачет, — послышалось за спиной Паоло.

Он оглянулся и увидел Соню в цветастом пляжном халате, накинутом поверх бикини. Густой загар придавал ее красивому лицу какое-то экзотическое очарование. На губах блуждала насмешливая улыбка. Паоло галантно вскочил, чтобы поцеловать ей руку.

— Так какое же место получит Гримальди? — переспросил он, вновь повернувшись к Джованни и Антонио Ровести.

— Возглавит отдел общественных связей, — заверил его старик. — Вообще-то для меня загадка, чем занимаются такие отделы и для чего они нужны. Но в наше время без них не обходится ни одно мало-мальски солидное предприятие. Заведем такой отдел и мы. Учти, мне бы не хотелось, чтобы ты считал свое повышение подарком. Ты человек ответственный и понимаешь, что работы у тебя не убавится. Скорее наоборот.

— Мой тесть не очень-то балует людей подарками, — прокомментировала слова старика Соня.

Паоло было двадцать шесть лет, в этом возрасте ни один из журналистов не становился еще главным редактором столь известного журнала.

Он посмотрел на Соню.