|
Туда с утренним приливом входили торговые корабли, их цветные паруса никли на мачтах, точно усталые вздохи. Рэдерле увидела белые с зеленым паруса кораблей Данана Исига, привозивших всевозможные диковинные вещи с горы Исиг; и в ней пробудилась надежда, что из северного королевства пришли вести куда более ценные, чем корабельный груз. Рядом с ней шевельнулся Дуак: покой древней библиотеки с запахами кожи, воска и железа старых щитов вернул ему самообладание. Он тихо сказал:
— Он самый упрямый, своевольный и невыносимый человек в Трех Уделах Ана. — Знаю. — Что-то творится в его голове: что-то клокочет за его взглядом, точно недоброе колдовское зелье… Меня это тревожит. Ибо если бы дело дошло до выбора между шагом в бездонный колодец вместе с ним и прогулкой по яблоневым садам с Владетелями Ана в лучшую его пору, я бы закрыл глаза и шагнул. Но что он думает? — Не знаю. — Она уткнула подбородок в ладони. — Не знаю, но почему-то он хочет, чтобы все мы сейчас были дома. Я его не понимаю. Я спросила, почему мне нельзя уехать, а вместо ответа услышала: «Почему Танет Росс играл на арфе без струн?» — Кто? — Дуак взглянул на сестру. — Как могло… А почему он играл на арфе без струн? — По той же причине, по которой он ходил пятясь и брил голову вместо бороды. Без всяких причин, не считая того, что не было никакой причины. Он был печальным человеком и умер пятясь. — О… — Он шел пятясь без всякой причины и упал в реку. Никто никогда его больше не видел, но предполагалось, что он умер, так как не было причин… — Хватит, — кротко запротестовал Дуак. — Ну ты и горазда плести. Она улыбнулась: — Вот видишь, чего тебя лишили, ибо тебе не предназначен брак со Мастером Загадок. — Тут ее улыбка угасла; она склонила голову и принялась исследовать трещину в старой штукатурке. — Я чувствую, как если бы ждала, что некое чудо явится с севера, вырвавшись с вешними водами из-под власти зимы… Затем я вспоминаю сына земледельца, который, бывало, подносил раковины к моим ушам, так что я слышала голос моря, и, Дуак, тут-то я и начинаю за него бояться. Он так давно исчез. Целый год от него не приходило ни весточки, и никто в Обитаемом Мире не слышал даже обрывка песенки, сыгранной арфистом Высшего. Разумеется, Высший ни за что не стал бы так долго удерживать Моргона вдали от его земель. Думаю, с ними что-то случилось на Исигском перевале. Дуак попытался утешить ее: — Насколько известно, землеправление ни к кому от Моргона не перешло. — Но Рэдерле лишь беспокойно вздрогнула. — Но тогда где он? Мог хотя бы послать вести на Хед. Торговцы говорят, что всякий раз, когда они заходят в Тол, Тристан и Элиард там, у причала, ждут новостей, надеются. Ведь даже из Исига, где чего только с ним ни случалось, ему удавалось писать. Еще говорят, у него на руках шрамы, точно следы рогов тура, и он научился превращаться в деревья… Дуак взглянул на свои руки, как будто ожидал, что увидит на них белые полумесяцы шрамов. — Я знаю… Проще всего было бы отправиться к горе Эрленстар и вопросить Высшего, где он. Сейчас весна. Перевал должен быть открыт. Элиард мог бы туда податься. — И покинуть Хед? Он земленаследник Моргона, его никто не отпустит. — Возможно. Но говорят, что упрямство жителей Хеда велико, как носы ведьм. Ему бы удалось… — Внезапно он перегнулся через подоконник и повернул голову в сторону далекой двойной колонны всадников, скакавших лугами. — А вот и они. При полном параде. — Кто это? — Не могу… голубое. |
