— Хорошо, я мигом! — Феофан бегом устремился обратно к собору.

Чтобы не выдать своего волнения, Витя присел перед лазом, и стал уговаривать Леху:

— Ну, ты потерпи, потерпи. Сейчас придумаем что-нибудь. Не отчаивайся, дружище. Ибрагим-бей нам поможет, — и заискивающе поглядывал на Юсупова.

— Прав Никита, — сокрушенно заметил тот, отряхивая о колено шапку с хвостами лисицы, — чего только не натерпишься с вами…

Наконец появился Феофан. По радостному выражению его изможденного осунувшегося личика можно было издалека догадаться, что отец Геласий ключи от двери дал. Витя чуть не подпрыгнул на месте от радости, но сдержал себя и постарался сохранить печать глубокого удручения на челе.

— Вот они, государь, — размахивая связкой из четырех массивных ключей, Феофан подбежал к Ибрагим-бею.

Витя вытянул шею, чтобы рассмотреть вожделенные ключики получше и запомнить. Действительно, выглядели они весьма массивно, и, как и говорил Гарсиа, самый большой из них был украшен скачущим золотым коньком на головке.

— Коли так, пойдем открывать, — Ибрагим первым вошел в башню, крикнув часовому наверх: — Здесь Ибрагим Юсупов с сотоварищами!

— С чем пришли? — гулко отозвался ему Макар.

— Склад зелейный отворять будем, — ответил Ибрагим, — надо ж друга-свена вызволить!

— Хорошее дело, — одобрил часовой, — подмог бы вам, да не могу службу оставить.

— Мы справимся, — бодро вступил в разговор Витя и тут же замолчал, решив не проявлять излишнего интереса.

Ибрагим-бей взял ключи из рук Феофана и принялся отворять решетку. Не отмыкавшаяся годами, она поддавалась с трудом. Наконец с пронзительным скрипом отворилась. Витя заметил для себя, какой ключ использовал Юсупов. Затем приступили к двери. Замки на ней висели тяжеленные, массивные. Чтобы снять их, пришлось звать на помощь татар, и Витя засомневался, удастся ли им с Лехой справиться с ними ночью. Наконец дошли до самого большого ключа с золотым коньком на головке. Этим ключом отмыкался покрытый ржавчиной ромбовидный замок в самом центре двери.

В руке Юсупова ключ повернулся четыре раза. Затем Ибрагим плечом толкнул дверь от себя. Она с треском поддалась. Туча пыли бросилась наружу из темного провала за дверью. По приказа Юсупова татары с факелами осветили проем. Впереди лежала широкая мощеная дорога, ведущая в густой могильный мрак, а у самой кромки ее, там, где из-под крепостной стены пробивалась тусклая полоска света, сидел, обхватив коленки руками, Рыбкин и тихо скулил.

— Леха! Я помогу тебе, — боясь, как бы Рыбкин от избытка чувств не вскочил на ноги, как ни в чем ни бывало, Витя кинулся к товарищу, изображая бурную радость.

Рыбкин послушно повис у Вити на шее и старательно захромал на обе ноги. Передав пострадавшего на руки татарам, Витя захлопотал вокруг него, внимательно поглядывая краем глаза, как Ибрагим-бей и Феофан закрывают дверь. Навесив обратно все замки, Юсупов возвратил Феофану ключи:

— Отнеси отцу Геласию, — попросил он, — да с поклоном от меня. Премного благодарны, так и скажи.

Ноющего и подвсхлипывающего Рыбкина татары на руках понесли к Успенскому собору. Феофан с ключами следовал за ними, но постепенно опередил их.

Витя, как бы прокладывая путь — дымно вокруг, темно, вдруг споткнутся, уронят драгоценного Леху, — не отставал от него. Ему необходимо было выследить, куда Феофан положит ключи.

На крыльце собора они встретили иеромонаха Геласия и князя Ухтомского. Занятые беседой оба белозерских князя только мельком взглянули на «изувеченного» бойца.