И в самом деле: неужели чашечка полусинтетической бурды, в которой практически полностью отсутствует кофеин, повредит долгожителю, в голодные послереволюционные годы, по его собственным словам, жравшего кошек и ворон. Врет, конечно, насчет кошек, но одна чашечка…

Четверть чайной ложки бурого порошка, больше смахивающего на ржавчину (самый дешевый «Марадона» – чего вы хотите?) окрасила кипяток в кукольных размеров полупрозрачной чашечке, жалком пережитке трофейного саксонского сервиза, давным-давно переколоченного в веселых застольях сталинско-хрущевско-брежневской эпохи, в бледно-коричневый цвет. Чтобы температура напитка стала вполне приемлемой для стариковской слизистой оболочки, Владислав еще мстительно бухнул в чашку остаток вчерашнего молока.

Однако Георгий Владимирович, вопреки ожиданиям, остался вполне доволен. Видимо, сладость маленькой победы превратила эту пародию на благородный напиток в добрую кружку настоящей обжигающей «арабики»…

Зато как ни крути, а молока дома не осталось, хотя, чего кривить душой – крохотная лужица на дне молочника, перекочевавшая в отцовскую чашку, все равно погоды не делала.

Пересчитав скромную наличность, Владислав накинул вытертую до полной белизны джинсовку, сохранившуюся еще с «бизнесменских» времен (к пиджаку, перебравшемуся в шкаф, он просто не решался прикоснуться, будто конверт с так и не пересчитанной пачкой «зеленых», покоившийся теперь в одном из ящиков мастодонтоподобного письменного стола, осквернил его раз и навсегда), и, сунув в пакет зонт (вдруг снова дождь), вышел из квартиры. Тщательно заперев за собой дверь, он сбежал по знакомой с детства, хотя и изрядно загаженной за последние годы лестнице, в квадратной шахте которой затонувшим пиратским галеоном покоился не работающий с начала «демократии» лифт.

Дождя опасаться вряд ли стоило – солнышко, словно наверстывая деньки, упущенные по причине непробиваемой облачности, жарило вовсю, а лужи, оставшиеся от ночного дождя, высыхали прямо на глазах. Погода – супер, как любит говорить Сашка (кстати, так и запамятовал позвонить Светке). Так и хочется пробежаться по мелким лужам, размахивая пакетом, словно портфелем в беззаботном школьном детстве… В детстве, в котором не было места молчаливым кавказцам в черных «иномарках», пухлым зеленым пачкам в желтых конвертах из плотной бумаги и этому ненавистному, им же придуманному Мансуру с его дедовским кинжалом…

Кстати о Мансуре: как же он все-таки будет выглядеть? Надо придумать что-нибудь поблагообразнее, чтобы хоть во сне являлся в более приятном для глаза виде. И вообще, чем он будет заниматься по ходу книги? Референт? Чей именно? Кто такой эти шейх Али-Ходжа и секретарь-телохранитель Мустафа? Вводить ли в действие друга Мансура, Рамазана, или пусть он так и останется просто персонажем юношеских воспоминаний «героя»? Что это за «горячие» августовские события? Очередной дефолт? Как будет выглядеть мечеть? Постойка, постой-ка…

Владислав вдруг явственно, как на проявляющейся на глазах цветной полароидной фотографии, увидел мечеть. Ажурное, словно заветная мамина шкатулка из слоновой кости, которой так любил любоваться в детстве, но давно уже им не виденная (Варвара, конечно, скоммуниздила – клептоманка старая!), сооружение с полусферическим куполом, увенчанным полумесяцем и четырьмя похожими на спицы тонкими минаретами по бокам. Пусть купол будет зеленым… Нет, белым, как стены и минареты! Что-то подобное он, помнится, видел не то в «Клубе кинопутешественника», не то в «Путевых пометках», не то вообще в «Волшебной лампе Аладдина» в детстве. Видение было таким ярким, что Сотников-младший даже зажмурил глаза…

– Смотри куда прешь, козел старый! – раздался откуда-то возмущенный детский голос.