— Тимилата, готова ли ты пройти сквозь Священный огонь вместе со своим мужем и доказать тем самым, что он достоин быть Повелителем империи?

— Да! — гордо вскинув голову, крикнула ай-дана.

— О, Самаат! Да это же настоящее убийство! — пробормотал Гиль, продираясь сквозь толпу выряженных в цвета яр-дана Вокамовых джангов к Баржурмалу. — Пустите! Да пустите же! Яр-дан! Можно войти только в золотисто-зеленый огонь! Только в золотисто-зеленый, помни!

«Тысячеглазый» сделал все, что было в человеческих силах, стремясь обеспечить безопасность яр-дана. Лучники Ильбезара, ночные стервятники Мисюма, городские ичхоры, его собственные джанги и люди преданнейших сторонников Баржурмала, таких как Пананат и Азани, не спускали глаз с Базурута и окружавших его ярундов. Они следили за каждым движением жрецов, и все же предчувствие беды не покидало Вокама с начала Священного дня. Если бы опасность, грозящая Баржурмалу, исходила не от Хранителя веры, он не терзался бы попусту и давно нанес упреждающий удар, однако Главный жрец Кен-Канвале — не какой-нибудь зарвавшийся фор или наместник взбунтовавшейся провинции, и пока злоумышления его против яр-дана не станут явными и доказуемыми, даже самые исполнительные подчиненные «тысячеглазого» не осмелятся поднять руку на любимца Предвечного.

Испокон веку служители Кен-Канвале были опорой Повелителей империи, и Вокам не собирался ломать устоявшийся порядок вещей. Ему надо было всего лишь заменить Базурута каким-нибудь здравомыслящим ярун-дом, и все стало бы на свои места. И он, разумеется, сделал бы это, не подвергая Баржурмала ни малейшей опасности, будь у него в запасе хотя бы полгода. Но времени не было: внезапная смерть Мананга и восстание в Чивилунге способствовали укреплению власти Базурута больше, чем двадцатилетнее пребывание в должности Хранителя веры. А тут еще этот проклятый кристалл, привезенный Ушамвой и Ваджиролом из Бай-Балана…

Ситуация складывалась поистине отчаянная, и, если бы не появление чужеземцев, посланных, казалось, самим Предвечным, чтобы помешать осуществлению планов Базурута, Вокам не остановился бы перед убийством Хранителя веры, что ввергло бы империю в пучину гражданской войны, представлявшейся все же «тысячеглазому» меньшим злом, чем безраздельное владычество желтохалатников.

Сначала Вокам принял чернокожего юношу, вытащившего якобы Марикаль из застенков дворца Хранителя веры, за подсыла Базурута, однако после разговора с его товарищами пришел к убеждению, что, сколь ни невероятна рассказанная ими история, она, скорее всего, соответствует истине. Проверить кое-какие детали не составляло труда, но главное, эти люди были в самом деле теми, за кого себя выдавали. Предполагать, что они отправились из Бай-Балана в Махаили по наущению посланных Базурутом ярундов, было слишком нелепо, а подкупить их во время путешествия по империи Хранитель веры не успел бы просто потому, что те опередили всех гонцов, спешивших предупредить самого «тысячеглазого» о появлении светлокожих чужеземцев, пришедших из-за гор Оцулаго. Окончательно же убедило Вокама в их правдивости магическое действо по перенесению в тело безумной Марикаль души исфатейской принцессы — людей, обладающих подобными способностями, Базуруту трудно было подкупить или убедить выступить на его стороне. Они явно преследовали свою собственную цель, и Вокам охотно согласился отдать им кристалл Калиместиара в обмен на помощь, которую чужеземцы окажут ему в борьбе с Хранителем веры.

«Тысячеглазый» чувствовал: люди, знающие о свойствах кристалла, способного возродить Священный огонь, не меньше, а то и больше ярундов могут пригодиться яр-дану, и не упускал их из виду, как только они заняли отведенные им места в храме Обретения Истины. Потому-то он, услышав выкрикнутые Гилем предупреждения, не колеблясь, окликнул устремившуюся за Баржурмалом ай-дану:

— Тимилата, постой! Выслушай парня, он спасет вас от неминуемой гибели!

Успевший сбежать с помоста Баржурмал нетерпеливо оглянулся на ай-дану, и та, кивнув торопливо втолковывавшему ей что-то невесть откуда взявшемуся чернокожему юноше, ступила на деревянные ступеньки.