Растения зеленели и цвели, несмотря на позднюю осень, поскольку находились в благоприятных условиях высокогорья и закрытого пространства. «Облицовку» стен образовывали Passiflora quadrangularis, великолепные пунцовые цветки которых имели в диаметре десять сантиметров. На этом ярком фоне особо красивы были совершенно белые цветки Passiflora incarnata. Они образовывали правильный, метра четыре высотой крест — совершенно неожиданный в этом чужом, полном тайн месте символ христианства. Передо мной находились запертые на засов двери, к которым вели ступени. Отодвинув засов, я открыл дверь и оказался на свободе. Места были незнакомые. Тогда я спустился вниз и попросил Инчу-Инту подняться и сказать мне, знает ли он, где мы. Едва он вошел в зал, как удивленно воскликнул:
— Уфф! Это цветочная часовня, где обычно молится Тателла-Сата!
— Кому он молится? — спросил я.
— Великому и Доброму Маниту. Кому же еще?
— Но ведь там крест, символ христианства!
— Его вырастил Виннету. Он говорил, что это знак его брата Олд Шеттерхэнда. Он любил тебя, безгранично любил!
Можно представить, как глубоко тронули меня его слова. Но я вынужден был подавить эмоции и спросил:
— Куда ведет дверь, что перед нами?
— В покои Тателла-Саты.
— А они здесь, над ступенями?
— Да, но вход туда снаружи. Никто не догадывается, что здесь есть еще и люк, через который мы пришли.
Крышкой этому люку служила плита, которую я сдвинул. Теперь я должен был вернуть ее в прежнее положение, чтобы закрыть вход. Я так и сделал.
Тем временем наверх поднялась Душенька вместе с одним из факельщиков. При виде неисчислимого количества цветов она издала возглас удивления. Находясь внизу, она не слышала, что мне сказал Инчу-Инта, но сразу угадала:
— Это комната для молитвы!
С этими словами она прошла в центр зала, где стояла покрытая шкурой скамейка. Она опустилась на нее прямо напротив креста.
— Здесь сидит Тателла-Сата и разговаривает с Богом, своим единственным властителем, — принялась рассуждать она. — Тут он молится за спасение своей расы. Как я хотела бы сидеть здесь и молиться с ним, чтобы меня услышал Господь Бог!
— Так помолись! — произнес я. — Мы сейчас уйдем, но скоро вернемся.
— Когда?
— Быть может, уже через полчаса. Я вернусь в «преисподнюю» за пленниками и тайно проведу их в «замок». Я хочу, чтобы никто из их сообщников не узнал, где они находятся. Нет никакого смысла сопровождать нас на обратном пути по пещере, поскольку тебе снова пришлось бы подниматься наверх.
— Хорошо, я останусь. А если кто-нибудь застанет меня здесь?
— Тебе придется сыграть роль не злоумышленника, а друга, кто бы тут ни был! Впрочем, стоит тебе только выбраться наверх, и тебя никто не увидит. Никому и в голову не придет проверять, прикрыта дверь или нет.
— Да, верно. Значит, я жду вас здесь.
Она снова села на скамейку. А мы, все остальные, пустились в обратный путь. Свою работу по расчистке сталактитов наши спутники закончили. Присев отдохнуть, я вдруг почувствовал, как что-то сыплется на меня с потолка. Это было каменное крошево, в котором иногда попадались куски величиной с боб или орех. При свете факелов я обнаружил прямо над собой узкую щель, откуда и сыпалась порода. Я не придал значения такой мелочи, но, как оказалось позже, для нас это было крайне важно.
Мы подождали, пока они уехали, потом я завязал шаманам глаза и напомнил о бесполезности сопротивления. Проделав это, я взял за руку команча, а Инчу-Инта — кайова. Факельщик встал впереди.
Итак, мы поднимались уже изведанным путем к комнате с цветами. |