Изменить размер шрифта - +
В настоящее время это уже не законопроект, а Федеральный закон от 18 марта 2019 г. № 34-ФЗ «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации», который вступил в силу с 1 октября 2019 г.

Достигнута ли цель? Не уверен. А вот неопределенность внесена, и это точно.

Интересно обратиться к содержанию Экспертного заключения по проекту федерального закона № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и третью Гражданского кодекса Российской Федерации», принятого на заседании Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства 17 января 2019 г. № 183-1/2019. Там анализировался представленный ко второму чтению вариант упомянутого закона, в то время еще законопроекта. В заключении было указано, что, несмотря на допущение положениями законопроекта возможности дистанционного выражения воли при помощи технических средств по умолчанию в любых случаях, в нем особо исключается возможность совершения завещания с помощью таких средств. Таким образом, в ГК РФ появится подход, в соответствии с которым удаленное волеизъявление, совершенное с помощью соответствующих технических средств, по общему правилу всегда считается совершенным в письменной форме. Вместе с тем, случаи, когда будет сохраняться требование о соблюдении «классической» письменной формы в виде изготовления и подписания бумажного документа, потребуют прямого упоминания в законе. Далее указывается, что такие поправки в целом возражений не вызывают, в особенности с учетом того обстоятельства, что де-факто немалая часть актов выражения воли «отсутствующими» лицами давно совершается с помощью технических средств. Однако не вполне понятно, что имеется в виду под «электронными либо иными аналогичными техническими средствами».

Обратите внимание на то, что в Экспертном заключении приводится иное понимание рассматриваемой нормы, отличное от приведенного нами.

Как здесь не вспомнить Конституционный Суд РФ, который неоднократно указывал на то, что в силу требования определенности правового регулирования, вытекающего из конституционных принципов правового государства, верховенства закона и юридического равенства, механизм его действия должен быть понятен субъектам соответствующих правоотношений из содержания конкретного нормативного положения или системы, находящихся в очевидной взаимосвязи нормативных положений (например, об этом говорится в Постановлении Конституционного Суда РФ от 28 ноября 2017 г. № 34-П).

Позволю себе вернуться к приведенному выше содержанию статьи 160 ГК РФ. Признаюсь, что некоторое недоумение вызвала у меня следующая формулировка из указанной нормы: «Требование о наличии подписи считается выполненным, если использован любой способ, позволяющий достоверно определить лицо, выразившее волю…». Хотите смешной пример? Вместо подписи составитель документа указывает номер своего счета в банке и остаток по вкладу. Информация защищена соответствующим законодательством как тайная и позволяет точно идентифицировать лицо, ей обладающее. То есть презюмируется, что постороннему лицу она не может быть ни известна, ни разглашена. Ну чем не способ – «при этом требование о наличии подписи считается выполненным, если использован любой способ, позволяющий достоверно определить лицо, выразившее волю».

 

Выделим основное, что делает нотариус при удостоверении завещания: проверяет дееспособность завещателя, самоличность и подлинность подписи обратившегося гражданина.

О дееспособности завещателя и возможности ее проверки нотариусом мы писали ранее, как и о подлинности подписи. Для проверки самоличности завещателя необходимо установить, что завещание подписывается действительно тем лицом, от чьего имени оно составлено. Для этого необходимо проверить документ, удостоверяющий личность, и его принадлежность именно тому лицу, которое его предъявляет (завещателю).

Быстрый переход