– Послушай, мне пора в душ, – сказала Джул, чувствуя, что разговор становится очень личным. – Пока!

И девушка направилась к двери.

– У меня отец тяжело болен, – бросила женщина. – Я давно ухаживаю за ним.

Укол сочувствия. Остановившись, Джул обернулась.

– Каждое утро и каждый вечер после работы я провожу с ним, – продолжала женщина. – Сейчас он наконец-то стабилен, и мне так захотелось куда-нибудь сбежать, что я уже не задумывалась о ценах. Я здесь проматываю кучу денег, что для меня непозволительная роскошь.

– А чем болен твой отец?

– РС, – ответила женщина. – Рассеянный склероз. И старческое слабоумие. Он всегда был главой нашей семьи. Настоящий мачо. Такой сильный. А теперь это овощ, да еще лежачий. Он даже не знает, где находится. Иногда принимает меня за официантку.

– Черт.

– Я боюсь его потерять и в то же время находиться рядом с ним невыносимо. Но, когда он умрет и я останусь совсем одна, мне будет бесконечно стыдно за эту поездку, за то, что я его бросила, понимаешь? – Женщина остановилась и, поставив ноги на рейки по бокам беговой дорожки, вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Извини. Слишком много информации.

– Все нормально.

– Ладно, иди. В душ или куда там еще. Может, потом увидимся.

Женщина закатала рукава рубашки и повернулась к дисплею тренажера. Вдоль ее правого предплечья тянулся шрам – рваный, как от ножа, а не ровный, как после операции. За ним явно скрывалась какая-то история.

– Слушай, а ты любишь викторины? – неожиданно для самой себя спросила Джул.

Улыбка. Белые, но кривые зубы.

– На самом деле я дока в этом деле.

– Их устраивают через день, по вечерам, в лаунж-баре внизу, – уточнила Джул. – Правда, хрень полная. Хочешь пойти?

– И что за хрень?

– Да ничего так. Глупая и шумная.

– Ладно. Я согласна.

– Хорошо, – сказала Джул. – Мы всех там сделаем. Ты не пожалеешь, что взяла отпуск. Я сильна в супергероях, фильмах про шпионов, ютуберах, фитнесе, финансах, макияже и викторианских писателях. А ты?

– Викторианские писатели? Вроде Диккенса?

– Да. Впрочем, неважно. – Джул почувствовала, как вспыхнули щеки. Ей вдруг показался странным такой набор увлечений.

– Я люблю Диккенса.

– Иди ты.

– Серьезно. – Женщина снова улыбнулась. – Я рублю в Диккенсе, кулинарии, текущих событиях, политике… ну, что там еще… да, и в кошках.

– Тогда заметано, – сказала Джул. – Начало в восемь вечера, в лаунже рядом с главным холлом. Увидишь там, бар с диванами.

– В восемь. Идет. – Женщина подошла к ней и протянула руку. – Напомни, как тебя зовут? Я – Ноа.

Джул пожала ей руку.

– Я не называла тебе свое имя, – сказала она. – Но меня зовут Имоджен.

Джул Уэст Уильямс обладала довольно миловидной внешностью. Никто и никогда не называл ее уродкой, но и в красотках она не числилась. Ростом не вышла – всего-то метр пятьдесят пять, – да и держалась дерзко. Рваная стрижка делала ее похожей на девчонку-сорванца, и в мелированных прядях темнели отросшие корни. Зеленые глаза выделялись на белой, усыпанной светлыми веснушками коже. Одежда обычно скрывала ее крепкое телосложение. Природа наградила Джул рельефными мышцами, которые выпирали дугами, особенно на ногах, делая ее похожей на персонажа комиксов.