Она пробормотала какое-то извинение и подала ему блюдце с печеньем. Интересно, когда он входил, блюдца не было. Он ограничился одним бисквитом. Разговаривая, он исподволь оглядел комнату в поисках других изменений. Разожжен камин… передвинут столик… Ага! С полки исчезла фотография. Любопытно!

Когда он закончил рассказ, она заговорила не сразу, что немного удивило его.

– А как дела у вас в Фэллоу? – спросила она.

– Почти как всегда. Полагаю, мы меньше других испытываем нужду.

Она недоверчиво приподняла бровь.

– Ну, и каково вам воспитывать следующую порцию пушечного мяса?

– Не очень приятно.

– А каким светлым и героическим все это представлялось поначалу! – горько улыбнулась она. – Когда я видела Эдварда в последний раз, его больше беспокоило то, что его не возьмут в армию из-за сломанной ноги, чем обвинение в убийстве. Еще чаю? Но теперь-то мы знаем гораздо больше, не так ли?

Огорченный такими пораженческими замечаниями, Джонс согласился еще на чашку.

– Насколько я поняла, Эдвард обнаружился во Фландрии, – сказала она, налив чай. – Должно быть, он записался добровольцем сразу же, как только зажила нога. Это несомненно. Но для того, чтобы записаться, ему необходимы были документы. И потом, то, что его нашли без одежды…

Она снова обратила на гостя свой строгий взгляд. Сама королева Мария не устыдилась бы такого взгляда.

– Я не посещаю спиритические сеансы, мистер Джонс. Я не гадаю на спитом чае, я не обращаюсь к цыганкам на ярмарках. И все же я убеждена: в чем бы ни оказался замешан мой кузен три года назад – это носит мистический характер.

Джонс вздохнул:

– Если честно, я все время старался уйти от такого вывода, но думаю, вы правы. Слишком много запертых дверей, слишком много необъяснимого. Рациональное объяснение… его нет!

– Эдварду казалось, что он влюблен в меня.

Интересно, чем отличается кажущаяся влюбленность от настоящей?

– Он не делал из этого особого секрета.

– Я говорю это только потому, что я действительно верила в то, что он погиб. Он ни за что бы не бежал добровольно, не оставив мне по меньшей мере записки. А теперь вы говорите, что он вернулся при таких же загадочных обстоятельствах. Не следует ли из этого, что его увезли из больницы против воли, а теперь он вырвался?

– С раскаленной сковороды?

Она улыбнулась и отвернулась, глядя на горящий газ.

– Мне надо увидеть его.

– Я сказал Смедли, что навещу его еще в пятницу.

– Нет, у нас в пятницу присутственный день. – В глазах ее загорелась озорная искорка. – Главное преимущество того, что ты женщина, мистер Джонс, в том, что шеф-мужчина слишком стесняется вникать в подробности, если ты просишь отгул.

– Да. – Он осторожно кашлянул, смутившись сам.

– Так что оставайтесь-ка вы сегодня у меня.

– О, вряд ли это…

– Мои друзья говорят, что этот диван вполне удобный. Не думаю, чтобы мои соседи заметили что-нибудь, и, будем надеяться, цеппелины тоже не заметят. Хотя нет, цеппелинов сейчас почти уже нет – они перешли на эти большие бомбовозы. У меня есть треска, и картошкой снова торгуют, слава Богу. Если вы удовольствуетесь половиной трески, двумя картошинами и диваном, вы будете более чем желанным гостем.

– Вы восхитительно добры!

– Я очень благодарна вам, мистер Джонс, за ваш визит, – мрачно произнесла Алиса.