– Садитесь все на ковёр и добычу свою кладите. Отнесёт он нас на Кукушкины болота – глазом не успеем моргнуть.

Кабанью тушу уложили на солому, чтоб полотнище кровью не запятнать. Места ещё довольно осталось, и все разместились сидя, а Светланка встала у переднего края. Свемега боязливо жалась к Смолко, ждала чуда с почти детским восторгом, а Невзора с Цветанкой, уже пару раз летавшие на чудесном ковре, сидели спокойно. Вот затрепетали края полотнища, словно ветром подхваченные, и оторвался ковёр от травы. Ощутив подъём, Свемега вскрикнула, и Светланка обернулась:

– Не робей, сестрица.

Зашелестел лес, приветствуя волшебство юной колдуньи. Реяли на ветру зелёные складки платья Светланки, взметнулись чёрные космы Смолко и Невзоры, а древесные стволы скользили мимо, словно прыгая им за спину: будто не ковёр нёс их вместе с тушей, а лес мчался. Чтоб не вилять меж деревьев, подняла Светланка полотнище над их макушками, и внизу замелькало зелёное море. Ширь небес сама рвалась в объятия, ветер с залихватским свистом облизывал прохладой виски, и незаметно глотал полёт версту за верстой. По солнцу – и часа не прошло, а ковёр-самолёт мягко опустился на заросшую кукушкиным льном полянку.

Кукушкины болота – прохладные, богатые клюквой края. Обильно росли здесь мхи, а за сосновыми и берёзовыми стволами ютилась чёрная мгла. Блестели в бархатном покрове тины и ряски водяные оконца, отражая в себе лес, как в зеркале. «Ко-ак, ко-а-ак», – скрипуче разносилось в округе. Жутковатое, колдовское место.

На сухой рёлке^[³⁴^] среди старых сосен раскинулось селение. Состояло оно из шатров, покрытых оленьими шкурами и войлоком, меж которыми спокойно, неторопливо расхаживали жители и бегали их детишки. Оборотни-мужчины в человеческом облике носили кожаные штаны, а туловище оставляли неприкрытым, женщины покрывали тела шкурками, а особые умелицы-щеголихи сооружали себе наряды из птичьих перьев. К гостям сразу подбежала кучка любознательных ребят, обступив кабанью тушу; мужчины поглядывали на чужаков настороженно-враждебно, женщины молча прятали глаза.

– Свемега! Что за гости с тобою?

К ним приблизился светловолосый оборотень, приземистый, с бочкообразной широкой грудью, плоским лицом и серыми, хитровато прищуренными глазами.

– Отец, это родные моего жениха, Смолко, – ответила девушка.

Оборотень поклонился Светланке.

– Здрава будь, кудесница.

Похоже, её здесь знали и уважали. Вскоре подошла мать и братья – все светлой масти, кто с серыми глазами, кто с грязновато-зелёными. Мать куталась в накидку из бурых совиных перьев, у отца на груди висели бусы из звериных клыков. Познакомились, и гостей пригласили в шатёр. Пол в жилище был устлан шкурами, и только посередине оставался кусочек непокрытой земли, на которой располагался очаг. Вдоль стенок стояли деревянные лежанки и сиденья, сделанные без единого гвоздя и покрытые сплетёнными из соломы ковриками. Свет проникал сквозь дымовое отверстие и откинутый полог.

– Значит, наша дочь выбрала себе в мужья молочного брата лесной кудесницы, – проговорила мать, когда все расселись вокруг чёрного, потухшего очага, обложенного камнями. – Для нас сие лестно. Много добра кудесница сделала и лесу, и нашему народу.

Светлые косы падали на зрелую, пышную грудь женщины, прикрытую душегреей из шкурок. Сразу становилось ясно, в кого Свемега уродилась такой красавицей: большие, ясные глаза, прозрачные, как весенний ледок, ещё не утратили своего молодого блеска, а свежести и наливной яркости губ могла позавидовать юная девица. Впрочем, рот матери был подкрашен ягодным соком.