Возвращенный на службу Николаем и прошедший проверку на преданность в Верховном уголовном суде по делу декабристов, Сенявин наконец-то был отпущен к флоту.

В парадной зале Морского собрания адмирал собрал флагманов и корабельных командиров.

– Мне велено его величеством отныне возглавлять комиссию по возрождению и совершенству нашего флота! – объявил он. – Начинать же я решил с проверки эскадр практических и посему в нынешний год самолично поведу их в море!

Сенявин бросился на флотские дела истово, так, наверное, припадает к источнику живительной влаги изможденный дорогой путник… За плечами ж флотоводца были два долгих десятилетия отставки и забвения…

– Каюсь, что надо было слушать не вора, а моряка! – признал свою ошибку Николай I, памятуя о не столь давнем споре Сенявина с Моллером по возвращении Беллинсгаузена на Балтику. – Теперь надо думать о посылке новой эскадры, иначе мы можем остаться на обочине!

За полтора года царствования Николаю I удалось несколько поправить дело с флотом, но не настолько, чтобы вернуть ему всю былую силу. Было очевидно, что идти в столь грозном виде, как в прошлую сенявинскую экспедицию, никаких кораблей не хватит, ведь надо было еще оставить флот и на Балтике! А потому в настоящих обстоятельствах можно было говорить лишь о посылке небольшой вспомогательной эскадры.

Сам император, готовясь к кампании 1827 года, весьма детально самолично расписал новый штат флотского экипажа, которого вполне должно было хватать на укомплектование линейного корабля с фрегатом; все боеспособные корабли и суда император разделил на две дивизии: синего и белого флага.

Дивизия Синего флага считалась в то время 1-й дивизией, а дивизия Белого флага – 2-й. В каждую из дивизий входили отныне по три бригады, а каждая бригада состояла из трех экипажей. Впоследствии, в 1829 году, по мере постройки новых судов, была сформирована и 3-я дивизия Красного флага.

Помимо сенявинской эскадры готовились к практическому плаванию суда гвардейского отряда под началом директора Морского корпуса Ивана Крузенштерна, брандвахтенные фрегаты, различные транспорты и мелкие суда.

Всего в море должны были в полном составе отправиться двенадцать флотских экипажей. Давненько такого не было!

Флотские ликовали:

– Неужели и взаправду возрождаться начали! Неужели теперь и плавать, и служить будем по настоящему, а не маршировать до одури на плацах солдатских!

А вокруг все только и говорили, что о скорой возможной войне, и, хотя никаких официальных заявлений не было, газеты ежедневно доносили все новые и новые тревожные вести с Балкан. Естественно, что и в капитанских салонах, и в мичманских выгородках обсуждали один и тот же вопрос: будут ли воевать? Затем уж терялись в догадках: с кем и когда? Ходили упорные слухи, что будет снаряжаться эскадра в Америку, помогать испанцам восстановить их пошатнувшееся могущество, однако все сходились во мнении, что все-таки было бы лучше помочь грекам.

По-своему тревожились и матросы:

– Неспроста нынче главнокомандовать над нами самого Сенявина приставили, видать, что-то серьезное затевают!

Изо дня в день младшее офицерство изводило вопросами старших, те, в свою очередь, донимали старших бригадных, да эскадренных начальников. Наконец флагманы, устав от расспросов, заявились к Сенявину.

– Дмитрий Николаевич! – обратился от имени всех вице-адмирал Лутохин. – Что в столице говорят? Куда мы ныне форштевни свои повернем? Уж не в средиземные ли воды?

Сенявин лысую голову почесал, глаза прищурил. Старый адмирал был не только опытным моряком, но и дипломатом известным.

– Кто знает, господа! – только и сказал.