— Туан сел в фургон, потому что мы ему сказали, что это круто. Зинт заплатил нам пятьдесят баксов, чтобы мы убедили Туана, что это круто. Уилл не хотел признаваться в том, что случилось с ним, я тоже. Мы сказали Туану, что все будет круто, и он вошел, и мы больше никогда его не видели, и теперь никто меня не простит…

Больной туберкулезом диабетик Говард Зинт заключил сделку с тюремным начальством: две дополнительные шоколадки в месяц и никакого дополнительного срока. А потом рассказал все без каких-либо эмоций.

Антуан Беверли сопротивлялся приставаниям Зинта, даже пытался выскочить из фургона. Тогда насильник ударил его по лицу, голова Антуана откинулась назад и ударилась о край недавно купленного Зинтом миниатюрного игрового автомата.

Зинт поехал к незастроенной территории к северу от нефтяных вышек и закопал мальчика в дюне на восточной стороне того места, которое сейчас называется «Зона отдыха Кеннета Хана».

Через шестнадцать лет он нарисовал карту.

Там в некоторых местах уже началось строительство, так что останки пришлось поискать. Кстати, вскрытие не обнаружило серьезной травмы головы, но отметило многочисленные переломы ребер: даже сидя за решеткой, мерзавец соврал еще раз, чтобы уменьшить свою вину. Поговаривали даже об отмене соглашения и привлечении его к суду за убийство, но Шарпа и Гордон Беверли сказали:

— Просто отдайте нам Антуана и оставьте нас в покое.

Похороны состоялись прекрасным осенним утром. Собралось около двух сотен друзей, родственников, доброжелателей, а также несколько политиков, журналистов и «общественников», жаждущих попасть в прессу.

Ни Брэдли Майсонетте, ни Уилсона Гуда найти не удалось. Гуд с Андреа, которые до этого жили в мотеле в Тарзане, забрали свою собачонку за день до того, как мы нашли Майсонетте, и отбыли в неизвестном направлении.

— Будем надеяться, — заметил по этому поводу Майло, — что там нет пирса.

После церемонии мы вслед за другими подошли, чтобы выразить свои соболезнования.

Гордон Беверли схватил наши руки, потянулся, вроде бы хотел нас обнять, но сдержался. Шарпа Беверли откинула свою вуаль. Ее лицо было как будто вырезано из красного дерева, глаза — ясные и сухие.

— Вы это сделали, лейтенант!

Она взяла лицо Майло в ладони и поцеловала в обе щеки. Затем опустила вуаль, отвернулась и стала ждать следующего человека в очереди.

ГЛАВА 39

Робин просидела всю ночь, но за шесть часов до прибытия заказчика мандолина была собрана и покрыта лаком.

Она завернула ее в зеленый бархат, принесла в столовую и положила на обеденный стол.

— Блеск! — похвалил я.

— Он только что звонил, точно приедет.

Робин приняла душ, вытерла мокрые кудри полотенцем, не стала краситься и надела коричневое платье до колен, которого я не видел уже несколько лет.

— Я знаю, — сказала она.

— Что знаешь?

— Не совсем то, что надела бы Одри.

Подергала себя за завиток.

Я сварил кофе.

— Без кофеина, верно? — спросила она.

Вместо ответа я попытался занять ее игрой в «Угадайку».

— На какой машине он приедет?

Я посмотрел нашего заказчика в Интернете, где у него была своя страничка. Тридцать три года, окончил Стэнфорд, холостяк, стоит примерно четыреста семьдесят пять миллионов долларов.

— Я думала, ты и это узнал из Сети, — сделала попытку улыбнуться Робин.

— Так на какой тачке?

— Кто знает?

— А ты знаешь, Бланш?

Наша любимица подняла голову и улыбнулась.