– Простите, ваша милость. Мне сказали в доме Элмсбери, что его светлость в порту. (Корабли Брюса уже дважды плавали в Америку с августа прошлого года, и сейчас Карлтон готовил их к третьей экспедиции. По дороге обратно они собирались зайти во французский порт, чтобы забрать купленную в Париже мебель.) Но когда я приехал в порт, мне сказали, что его светлости там нет и что он, возможно, обедает с кем-то из купцов в Сити. Они не знают, вернется ли он потом в порт.

Эмбер тоскливо уставилась в пол, правой рукой она сжала себе затылок. Она была в отчаянии, и, в довершение всего, у нее появились подозрения, что она снова забеременела. Если это так, то ребенок, должно быть, от лорда Карлтона, она очень хотела сказать ему об этом, но не осмеливалась. Эмбер понимала, что должна обратиться к доктору Фрейзеру и попросить его о помощи, но никак не могла решиться на это;

– Ее светлость сейчас дома, – сказал посыльный: он старался показать свое усердие.

– Ну и что из того, что она дома! – закричала Эмбер. – Какое мне дело до этого! Убирайся и не досаждай мне больше!

Слуга вежливо поклонился, но Эмбер повернулась к нему спиной, она была поглощена своими тревогами и мыслями. Она твердо решила обязательно увидеться с Брюсом еще раз, любой ценой, и ей было безразлично, что он совершенно откровенно не желал ее видеть. И вдруг последние слова мальчика-посыльного пришли ей на память: «Ее светлость сейчас дома». Эмбер щелкнула пальцами и резко повернулась:

– Нэн! Немедленно пошли за каретой! Я отправляюсь с визитом к миледи Карлтон! – Пораженная Нэн непонимающе смотрела на нее секунду. Эмбер сердито хлопнула в ладоши. – Нечего стоять раскрыв рот! Делай, что я говорю, да поживей!

– Но, мадам, – возразила Нэн, – я только что уволила кучера!

– Ну так пошли, чтобы его вернули. На сегодня он будет мне нужен.

Она торопливо взяла муфту, перчатки, маску, веер и накидку и быстро вышла из дома вслед за Нэн. В этот момент Сьюзен выбежала из детской: ей только что сказали, что мама уезжает. Эмбер наклонилась к дочке, поспешно обняла и поцеловала ее, потом сказала, что ей надо уходить. Сьюзен хотела поехать вместе с ней, и, когда Эмбер отказала ей, девочка начала плакать, а потом сердито топнула ногой:

– Я тоже поеду!

– Нет, ты не поедешь, негодница! И сейчас же успокойся, иначе получишь шлепка!

Сьюзен сразу же перестала плакать и посмотрела на мать с такой обидой и недоумением (ведь обычно мама относилась к ней с пылкой любовью и, когда уезжала куда-нибудь на несколько дней, всегда привозила ей подарки), что Эмбер мгновенно почувствовала раскаяние. Она опустилась на колени, нежно поцеловала дочку, погладила по голове и обещала, что вечером возьмет ее к себе и они вместе помолятся на ночь. Глаза Сьюзен были мокрыми от слез, но она улыбнулась, и Эмбер помахала ей на прощанье.

Когда же Эмбер сидела в вестибюле и ожидала появления Коринны, она пожалела, что приехала сюда. Ведь если Брюс вернется и застанет ее здесь, он разъярится, и Эмбер лишится тогда единственного шанса на примирение, который, возможно, еще оставался у нее после ссоры. Эмбер было не по себе, она испытывала внутреннюю дрожь и озноб при одной мысли, что сейчас ей предстоит встретиться с этой женщиной. Отворилась дверь, и вошла Коринна, слегка удивившись при виде Эмбер. Но она вежливо сделала реверанс, сказала, что благодарна за посещение, и пригласила Эмбер в гостиную.

Эмбер встала, все еще сомневаясь: может быть, извиниться и под благовидным предлогом уйти. Но когда Коринна отступила в сторону, пропуская Эмбер вперед, та все-таки вошла в гостиную. На леди Карлтон был надет шелковый халат в цветочек, мягких теплых тонов – розового и голубого.