— Ради чего побеспокоили нас, барышня? Мой любимый праздник на носу, нам всем следовало бы гулять, покупать хотдоги, запасаться солнцезащитным кремом…

На галерее хихикнули, не удержался и сам судья:

— Люблю, знаете ли, хот-доги с солнцезащитным кремом.

На галерее опять засмеялись. Энн встала. На трибуну она прихватила материалы дела.

— Извините, что отвлекаю, ваша честь. Все это очень некстати. Только у меня вызывает сомнения достоверность одного свидетельства. Как вам известно, я представляю «Чипстер-ком», являющуюся компанией-ответчиком, и прошу суд не принимать к рассмотрению показания Сьюзен Фельдман, которую истец на следующей неделе хочет вызвать в качестве свидетеля.

— Почему бы присяжным не познакомиться с мисс Фельдман, госпожа адвокат?

Если судья Хофмейер и находил Энн красивой, он умел не показывать виду. Поэтому и Энн не обманывалась насчет своей способности влиять на судью. Чтобы выиграть дело в федеральном суде, хорошенького личика недостаточно. Как правило.

— Я не о том, ваша честь. Я полагаю, что показания мисс Фельдман должны быть отклонены на основании четыреста первой нормы федерального доказательного права — как не имеющие отношения к делу. Мисс Фельдман утверждает, что один из работающих в «Чипстере» программистов, по имени Филипп Ливер, приставал к ней и делал это весьма странным образом.

Судья прикрыл глаза, давая понять, что основные факты ему известны. Энн продолжала:

— Ни мисс Фельдман, ни мистер Ливер не имеют отношения ни к одной из сторон. Происшествие имело место в другом отделении, в другое время, с другими людьми.

— Я ознакомился с документами по вашему ходатайству. — Судья Хофмейер похлопал по лежащей перед ним папке. — Если я правильно понял, компания-ответчик признает, что происшествие с мисс Фельдман имело место?

— Да, ваша честь.

Энн набрала в грудь побольше воздуха.

— Мы признаем, что данное происшествие имело место, но мы не признаем, что оно является сексуальным домогательством. Это простая шалость, и хотя поведение мистера Ливера не давало оснований для судебного преследования, в «Чипстере» этот поступок сочли недостойным и уволили программиста в тот же день.

— Шалость? Да неужели? — Удивленный судья Хофмейер уставился на Энн поверх очков. — Давайте начистоту, мисс Мерфи. Мистер Ливер вышел из-за своей перегородки во время рабочего дня в чем мать родила!

— Верно. — Энн удержалась от улыбки; на галерее раздался приглушенный смех. — Но это действительно была шутка, ваша честь. Кроме того — я говорю для стенограммы, — у мистера Ливера на щиколотках были повязки с маленькими крылышками из фольги.

— Ну конечно, повязки с крылышками! Большой поклонник Гермеса. Или Пана, а? — Судья Хофмейер хихикнул, и галерея вместе с ним (пользуясь разрешением суда). — Зачем же ему крылышки, госпожа адвокат?

— Почему бы и нет, ваша честь? Хотя я сомневаюсь, что мистер Ливер изучал мифологию. Ему двадцать три года, и он просто слишком увлекался «Джекэс».

— Джекэс?

— Это шоу на Эм-ти-ви. Голые или переодетые гориллами молодые люди катаются на скейтбордах.

Энн шоу нравилось, но она не жаждала поделиться этим с судьей. Во всяком случае, когда он такого возраста и с такими полномочиями.

— Как бы там ни было, мистер Ливер вышел из-за своей перегородки и на мгновение встал перед мисс Фельдман. Он не сказал ничего особенного, не делал непристойных жестов, просто помахал руками, словно крыльями, — по-моему, это глупо и пошло. Но федеральный закон этот человек не нарушил.

Судья Хофмейер расхохотался:

— А ведь «НАСДАК» взлетел под небеса! Вот она, пресловутая интернет-революция! Национальной экономикой правят дети, нацепившие на себя кухонные причиндалы!

Энн подождала, пока стихнет смех на галерее.