— Ну а он?

— Кричал, что это не мое дело, что я мешаю ему жить! Дошел до того, что грозился повеситься, если не перестану приставать. — Она снова всхлипнула. — А потом разревелся, как баба, и просил прощения. «Как тебе в голову могла прийти эта чертовщина!»

— Ну а действительно, как? — не унимался Игорь Васильевич. — Ведь того, что вы мне рассказали, совсем недостаточно… Слишком тяжелое обвинение.

— Это не сейчас началось. Почти год назад. В ноябрьские праздники мы заказали столик в «Бригантине». Несколько преподавателей. Танцевали, веселились. А потом к нашему столику подсел один старый приятель Игнатия. Они когда-то жили в одном доме. Виктор. Я фамилию его не знаю. Игнатий его Виктором называл. Это, наверное, неинтересно?

— Мне все интересно, — сказал Корнилов. — Такая служба.

— Ну вот. Виктор этот уже изрядно пьян был. Обнимались они с Игнатием, целовались. Зазаказывал Виктор еще коньяку, закусок. Всех поил. — Она на минуту задумалась, потом сказала: — Официант его тоже Виктором называл. Платил за все он. А потом потащил нас в бар. Цыган там пел под гитару. Виктора и здесь знали. Не знаю, как он расплачивался, но только когда мы из бара уходили, барменша нас до дверей проводила, а Виктор ее в щеку поцеловал.

Машина свернула с Литейного и притормозила на площадке перед зданием Главного управления внутренних дел.

— Приехали, — прервал Корнилов Наталью Сергеевну. — Сейчас поднимемся ко мне в кабинет и там продолжим. — Он уже понимал, что расплывчатые подозрения по поводу Игнатия Казакова начинали приобретать конкретные очертания.

Они поднялись на четвертый этаж. Варвара проводила Истомину заинтересованным взглядом и вопросительно посмотрела на Корнилова.

— Ничего срочного, Варя?

— Белянчиков спрашивал.

— Пусть зайдет через пятнадцать минут.

Он усадил Истомину в кресло и сам уселся напротив в такое же старенькое облезлое кресло, а не за стол, как обычно.

— С этим Виктором Казаков встречался еще? — спросил он, приглашая Истомину продолжить рассказ.

— Наверное, — вяло отозвалась она, словно собиралась с мыслями или думала о чем-то совершенно другом. — Наверное, встречался. Они договорились. Но дело не в этом. Этот Виктор очень плохо повлиял на Игнатия. Его будто подменили. Когда мы сидели в баре, Виктор расспрашивал Игнатия о жизни. Мы рассказали, что скоро женимся. Игнатий ему с гордостью сказал о том, что пишет диссертацию. «И сколько ты будешь огребать, Казак, когда тебя увенчают лаврами?» Игнатий ему сказал, что если получит доцента, то двести восемьдесят. «И будешь со своей милашкой плодить нищих?» Он все время употреблял жаргон! — с возмущением сказала Истомина. — И ругался при мне матом. А Игнатий его не останавливал. «А я могу эти двести восемьдесят здесь за вечер оставить», — сказал Виктор.

Потом мы поехали на такси к нему домой, куда-то за кинотеатр «Гигант». С ним молодая девчонка, лет восемнадцати. Смазливая. Квартира у этого прощелыги… Я никогда еще не видела такой чудовищной смеси роскоши и мещанства… Старинная мебель, какие-то стереофонические системы, пластинки и книжки с голыми женщинами. И всюду, где только можно, хрусталь — вазы, вазы, вазы… Десятками, словно на выставке. А одна стена завешана старинными иконами. Опять они пили, вспоминая детство. Игнатий все спрашивал Виктора, откуда у него это богатство, где он работает. А тот знай похохатывал да подливал Игнатию коньяк. Мне стало страшно. Я Игнатия никогда таким не видела, он как больной сделался.