Изменить размер шрифта - +
Что никто не вызывал у него улыбку, кроме меня, что ни одна женщина не вызывала в нем страстного желания к ней прикоснуться. Внезапно звонившая девушка обрела в моем сознании облик. С длинными черными волосами. В красном платье. Под ним — черные шелковые трусики и лифчик. Очевидно, комплект. Фантазия подсказывает, что у нее плоский живот. Что она любит быть сверху. И вместо того, чтобы признать, что я ревную, вместо того, чтобы сказать правду, я судорожно ищу причины для обвинения Бена.

— Мне сложно поверить в то, что ты на самом деле отталкиваешь ее. Женщина не будет названивать снова и снова, зная, что ее отвергнут.

— Я что, виноват в том, что она напилась?

— Нет.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь ни одной девушки, которая настолько уверена в своей привлекательности, что просто не слышит «нет»?

— То есть, теперь ты говоришь, что эта девушка красотка? — с вызовом спрашиваю я.

— Да это-то тут при чем?

— Значит, так и есть.

— С чего ты вдруг стала комплексовать?

Какого. Хрена.

В этом не было необходимости. Я могла бы остаться за столиком. Могла бы доесть, попросить Бена отвезти меня к нему домой и остаться у него на ночь. Я могла бы много чего сделать. Вариантов было достаточно. Но в ту секунду мне казалось, что у меня только один выход — надеть куртку, тихо обозвать его козлом и уйти.

Лишь оказавшись под дождем без парковочного талона, я начала осознавать, что могла поступить по-другому. Я видела Бена через окно ресторана. Как он оглядывается в поисках официанта. Как подзывает одного из них и протягивает ему деньги. Как надевает куртку. Я стояла под холодным дождем, дрожа и думая, что скажу Бену, когда он выйдет ко мне. Я чувствовала себя идиоткой. И понимала, что мой идиотизм затмил недалекость Бена.

Я видела через окно, как направляясь к входной двери, Бен достал мобильный. Экран его телефона опять загорелся. В третий раз за десять минут Бен перенаправил звонок на голосовую почту, и я снова разозлилась. Ревность — мерзкая штука. И, испытывая ее, я ощущала себя мерзкой.

Бен распахнул дверь, и на меня дохнуло теплом. Дверь захлопнулась, и мне вновь стало холодно.

— Элси…

По тону Бена было непонятно, будет ли он сокрушаться, защищаться или сердиться, поэтому я его оборвала:

— Слушай, — я поплотнее запахнула куртку и повысила голос, чтобы меня было слышно за шумом мчащих по лужам машин, — я сейчас не очень хорошо собой владею, но офонареть можно от того, что ты мне сказал!

— Ты не можешь просто взять и уйти из этого гребаного ресторана прямо посреди ужина! — закричал он в ответ.

Никогда не слышала, чтобы он так кричал.

— Я могу делать всё, что…

— Не можешь! Ты не можешь наказывать меня за то, что случилось до того, как я встретил тебя, и не можешь наказывать меня за то, что Эмбер…

— Не произноси при мне ее имени!

— Это ерунда какая-то! Если бы ты знала, что я думаю о тебе и что думаю о ней, то не делала бы из мухи слона. — Он давился словами оттого, что в рот ему попадали капли дождя.

— И что это значит? Тебе не кажется, что если бы ты был на моем месте, то…

— То я бы ревновал, да. При мысли о том, что другой парень прикасается к тебе, или ты… прикасаешься к нему. Да. Я бы ревновал.

— Видишь?

— Но я бы не бросил тебя в ресторане посреди ужина, оставив переживать.

— Да ладно тебе. Ты и не переживал.

— Переживал, Элси. Очень.

— Из-за чего? Что, по-твоему, могло случиться?

— Не знаю! — воскликнул он, снова повысив голос.

Я так замерзла. Дождь так шумел.

— Я подумал, что, может быть, между нами всё…

— Кончено?

— Я не знаю!

— Ничего не кончено.

Быстрый переход