Солнце уже село, и на ферму опустилась долгожданная вечерняя прохлада; вот-вот придет ночь, и оживет привычный всем обитателям фермы страх. Скоро сторожевые покинут посты, и тогда не выходи на улицу, человек,- будь ты хоть серв, хоть наставница! Если тебе дорога жизнь, сиди в четырех стенах… Иначе можешь угодить на ужин своему же пауку-волку. Говорят, дармовой пище они предпочитают охотничьи трофеи, самолично подстереженные и умерщвленные. И по утрам нередко можно встретить ловчую сеть с превратившейся в белый кокон недавней пищей удачливого охотника. Попадаются в коконах и человечьи останки…

Ночами снаружи можно встретить только воительниц – те любят рисковать и слишком уверены в собственной интуиции.

Айри хмыкнула. А потом вспомнила, что дома у нее тоже человек, способный стать трофеем любого из удачливых охотников. И тогда ни о какой встрече с Хозяйкой не будет и речи.

Она прибавила шагу, и вскоре перед нею уже потянулась в полумраке лесная дорога.

В лесу шла ночная жизнь. Те, кто днем спал, теперь активно добывали пропитание.

Справа, ярдах в двухстах от дороги, шебуршились в чаще муравьи – судя по всему, волокли к муравейнику какую-то почти неподъемную ношу. Сам муравейник находился дальше, милях в трех к северо-востоку. Муравьи не видели в людях ни врагов, ни добычи и потому не представляли опасности даже для самцов.

Чуть ближе, на поляне, где много ягод сармантки, хорошо помогающих от поноса, замер винтоухий камнеед – вынюхивал яйца шпанской мушки. Яйца в самом деле похожи на камни – наверное, поэтому камнееда так и назвали.

Слева кого-то увлеченно ели – Айри не стала разбираться, кого именно. В лесу днем и ночью взаимопожирание…

Подойдя к своему домику, она вновь причуялась. Все спокойно. И слава Нуаде!.. Быть агрессивной сейчас вовсе не хотелось. Хотелось спать. Однако надо было еще покормить найденыша. Если, конечно, тот проснулся – некоторых сон-трава укладывает на сутки…

Айри вошла внутрь. И поняла, что гость бодрствует: дыхания самца не было слышно.

– Это я. Не бойся, серв.

От постели донесся облегченный вздох.

– Ты всегда возвращаешься домой затемно? Не страшно одной в лесу?

Айри нащупала спички, зажгла светильник, поправила фитиль.

Откуда-то из дальнего угла вылетела маленькая ночная листорезка, запорхала возле пламени. И, конечно, опалила розовые крылышки. Упала на стол, завертелась волчком. Ментальное пространство переполнилось болью.

Лежащий гость издал звук, похожий на стон, с жалостью глядя на покалеченную бабочку.

Айри поморщилась, смахнула насекомое на пол, прижала ногой, разом прекратив мучения несчастной. Посетовала, что причуялась только к крупным, а надо было подумать и о мелких, прогнать вовремя.

Потом она обернулась к гостю:- Мне не бывает страшно. Вот не вернись я, стало бы страшно тебе. Тогда бы тебя ждала очень неспокойная ночь…

Наклонилась, принялась растапливать очаг. И почувствовала на себе прилипчивый взгляд. Выдержала, подбросила в разгорающийся огонь несколько сучьев. И только потом обернулась. Когда глаза привыкли к полумраку, самец уже внимательно рассматривал потолок.

– По-моему, ты не о том думаешь.

Айри не ошиблась – лицо гостя сделалось виноватым.

– Да нет, я… Прости!

Но Айри уже не слушала. «Что же это такое,- думала она. Одного мой зад заинтересовал, теперь и второй в ту же сторону смотрит. Тоже мне ведьма!.. Может, ошиблись наставницы, в матки меня надо было определять? Или этот – тоже производитель, на любую броситься готов?..»

– Ты, часом, не производитель? Самец удивился, осторожно спросил:

– Производитель чего?

– Не чего, а кого… детей.

На его лице родилась глупая улыбка.