— Она давно и успешно развивается в Венгрии, ее отец — доктор Петер Секе. Родион Степанович — его последователь, я знаю, — поспешил добавить он. — Я читал его работы, потому и приехал в аспирантуру сюда. К нему. Мне нравится его метод.
Варя слушала Юрия, кивала, но видела ровные чистые ногти на пальцах, которые лежали поверх маленькой ручки кофейной чашки. Он поднимал ее, отпивал глоток и ставил на блюдце без стука. Варя смотрела, как золотится на солнце пушок на запястье — сильном, крепком, как у штангиста.
— Он, — продолжал Юрий, — умеет записывать песни птиц и их крики. Он умеет делать то, что может не каждый. Он исследует их в замедленном темпе. Получается эффект, как при рапидной киносъемке. Вы знаете, да, Варя, что такая съемка превращает быстрые движения в медленные на экране?
— Конечно, поэтому дедушка никак не хочет расставаться со старым магнитофоном «Весна». — Она пожала плечами. — Сейчас столько новой техники…
— Этот старый магнитофон, который у него, я знаю, позволяет замедлять пение в сто двадцать восемь раз. А значит, услышать звуки, которые не уловит человеческое ухо. Доктор Секе назвал это методом акустического микроскопа. С его помощью можно записывать голоса птиц нотами и вставлять в музыкальные сочинения птичьи песни.
— Вы, Юрий, — она впервые произнесла его имя, и голос внезапно стал хриплым, — собираетесь работать с музыкантами? Сейчас в моде этническая музыка, а голоса природы…
— Да-да, — закивал он. — Сейчас это модно. Не знаю, как у вас, но у нас еще более модно держать дома певчих птиц. Людям нравятся канарейки. Новые… — он поморщился, пытаясь найти слово, которое не давалось ему, — у вас их называют новые русские, а как назвать по-русски наших… гм… новые эстонские, вот! — Он обрадовался ценной находке, а Варя расхохоталась.
— Новые эстонские, — повторила она, — скажете тоже. Новые эстонцы, может быть?
— Может, — кивнул он. — Но суть в том, что этих канареек надо учить петь. А если сделать записи песен разных птиц, то можно продавать диски. Много дисков. На земле живут восемь с половиной тысяч птиц. — Он улыбнулся. — Есть выбор, да?
— Интересно, а можно научить канареек чужой песне? — спросила Варя. Она недавно слышала разговор деда с кем-то о русских породистых канарейках.
— И чужой тоже, — сказал Юрий. — Они очень хорошо улавливают высокие ноты.
— Понятно, — сказала Варя.
— В Таллине открыты кафе, где в клетках поют соловьи, жаворонки, — рассказывал Юрий. — Но я хочу использовать их голоса и в другом деле — в сельском хозяйстве, отпугивать стаи, например, скворцов. Они налетают тысячами на поля фермеров. — Его брови сошлись на переносице, лицо посуровело. — В Европе они губят плантации оливок, виноградники. А если на полях транслировать испуганные крики птиц, то стаи улетят, и урожай будет цел. Понимаете?
— Дедушка говорит, что с его коллегами в Европе и Америке даже аэропорты заключают договоры, — вспомнила Варя.
— Конечно. Бывает, самолеты падают, когда сталкиваются с птицами. На взлете и на посадке. Поэтому они хотят иметь звуковые репелленты, — закончил Юрий.
— Репелленты, — усмехнулась Варя, постукивая ладонью себя по колену, обтянутому синими джинсами. — Вы говорите о голосах птиц как о каком-то антикомарине.
— Но это так. — В голосе Юрия появилась настойчивость, а взгляд его замер на Варином колене. |