|
Да, Тюдор Браун принес доктору Швариенкрона свидетельство о смерти Патрика О'Доногана, а теперь оказывалось, что Патрик О'Доноган жив. Но где же тут доказательство злого умысла Тюдора Брауна? Вот о чем справедливо спросит комитет, прежде чем захочет отказаться от суммы, которая может избавить экспедицию от многих затруднений. Тюдору Брауну ничего не стоило доказать свою искренность. А разве ее не подтверждал его последний поступок? Может быть, ему самому захотелось проверить, действительно ли утонул Патрик О'Доноган на траверсе Мадейры, или он уцелел и находится на побережье Сибири! Если даже и подозревать у Тюдора Брауна какой-то злой умысел, то не лучше ли будет понаблюдать за ним, присмотреться к нему и не упускать его из виду? И, наконец, одно из двух: либо он не в состоянии внести ничего нового в расследование, которым так долго занимались друзья Эрика, и тогда нет оснований рассматривать его как противника, либо, наоборот, владельца «Альбатроса» привлекают к этому темному делу какие-то личные интересы, и тогда, безусловно, будет гораздо благоразумнее пристально следить за его действиями, чтобы вовремя успеть ему помешать.
Вот почему доктор и Бредежор решили не препятствовать появлению Тюдора Брауна на борту «Аляски». Затем мало-помалу их самих охватило желание поближе познакомиться с этим странным субъектом и узнать, для чего ему понадобилось присоединиться к экспедиции. А как это сделать иначе если не взять его на борт в качестве пассажира?
Маршрут «Аляски», по крайней мере на первом этапе, казался весьма привлекательным. Поэтому доктор Швариенкрона, большой любитель путешествий, попросил разрешения сопровождать экспедицию хотя бы до Южно-Китайского моря, возместив комитету стоимость проезда.
Его пример оказался заразительным для Бредежора, давно уже мечтавшего о поездке в края незаходящего солнца. И он в свою очередь попросил предоставить ему каюту на тех же условиях.
Никто в Стокгольме не сомневался, что и профессор Гохштедт не отстанет от своих друзей благодаря своей научной любознательности и нежеланию надолго расстаться сними. Но надежды Стокгольма не оправдались. Профессор, соблазненный перспективами путешествия, так тщательно взвешивал все «за» и «против», что никак не мог прийти к определенному решению. В конце концов он положился на орлянку, и судьба повелела ему остаться на месте.
Отъезд окончательно был назначен на 10 февраля. 9 го Эрик ожидал прибытия, господина Маляриуса. Какова же была его радость, когда он встретил на вокзале не только учителя, но и матушку Катрину с Вандой, которые приехали поездом, чтобы проводить его в далекий путь! Они скромно остановились в гостинице, но доктор настоял на их немедленном переселении в его дом, к великому неудовольствию Кайсы, считавшей таких гостей недостаточно светскими.
Ванда превратилась за эти годы в стройную высокую девушку, красота которой оправдала все ожидания. Она только что успешно выдержала в Бергене довольно трудные экзамены, что позволяло ей надеяться получить место преподавательницы в колледже. Но она предпочла остаться с матерью в Нороэ и собиралась заменять господина Маляриуса на время его отсутствия. Приобретя серьезные знания, Ванда не утратила своей обычной простоты и скромности, сдержанности и мягкости, и все это, вместе взятое, придавало ей какое-то особое очарование. Какое необычное впечатление производила эта красивая девушка в живописном норвежском наряде, когда она спокойно и неторопливо рассуждала на серьезные научные темы или с незаурядным мастерством играла на рояле сонату Бетховена! Но самым приятным было в ней врожденное изящество и отсутствие всякой жеманности. Она не старалась привлечь к себе внимание и задумывалась о своих достоинствах не больше, чем о деревенских башмаках, которые были у нее на ногах. Красота Ванды была подобна красоте дикого цветка, перенесенного с берега фьорда и выращенного старым учителем в маленьком саду позади школы. |
