Все были настолько увлечены соревнованием, что не слышали шума, который все отчетливей раздавался перед входом в пещеру.

А если бы услышали, немедленно прервали борьбу пьющих, понимая, что результат ее не будет иметь никакого значения.

«Учитель послал меня действовать, а не быть простым наблюдателем», — думал Барак, прячась от римских легионеров, которые решительно окружали пещеру.

Они знали, где находится шайка разбойников. Они выследили их. И теперь оставалась малость — повязать этих пьяных людей.

Наконец Александр сдался. Проклятое слово «синхрофазотрон» категорически не хотело произноситься.

— Синх... Синхраф... Синхрафза... — промямлил он и захохотал.

Потом допил бутылку, не считая глотков, и крикнул:

— Друзья! Это мой друг! Он победил! Разбойники радостно закричали: им тоже нравился

человек, который смог не только выпить больше, чем их главарь, но и придумать такое волшебное слово.

— Синхрофазотрон, — говорили они друг другу с разной интонацией. — Синхрофазотрон!

И хохотали абсолютно счастливые.

— Мы должны отметить его победу! — закричал Александр. — Вина!

Ниоткуда возникли новые оплетенные бутылки, и вино полилось не рекой — бурным потоком.

— Ты не забыл о своем обещании? — спросил Гард.

— Конечно! — закричал он. — Завтра все идем в долину Эйн-Геди! И никто не спорит со мной! И с моим другом Птолемеем! В долину Эйн-Геди завтра идем все!

Как-то надо было просочиться сквозь строй легионеров и похитить Гершена.

Барак был почти уверен, что у такой большой пещеры непременно должен быть второй выход.

Ему только проникнуть. А там...

Но как проникнешь, когда их там много, римлян, и они смотрят столь внимательно, ожидая, пока пьяные разбойники уснут, и тогда их так легко будет всех связать.

Наконец и к Гарду пришло освобождающее чувство опьянения, когда вдруг начинаешь любить всех и жизнь представляется уже вполне сносной и даже симпатичной. Начинает казаться вдруг, что она вовсе не из испытаний состоит, а из приключений!

Гард не помнил, как уснул прямо за столом. Впервые уснул спокойно, не боясь завтрашнего дня, но даже ожидая его.

Ведь завтра Александр должен отвести его в долину, к неведомому Михаэлю. А тот устроит какие-то испытания. И Гард и их непременно пройдет, потому что он все может... А потом — Весть... Он найдет Весть...

Комиссар не видел, как вошли римские воины, как будили они пьяных разбойников и его, Гарда, будили тоже, как выводили их в холодную ночь...

Он даже плохо помнил, как старший, заметив его, издевательски потрепал по щеке:

— Ну что, Посланник? Хотел сбежать от меня? От меня сам Господь Бог не убежит...

Гард окончательно пришел в себя, только когда пе-Щера осталась далеко позади и холод ночной пустыни привел его в чувство.

Все они были перевязаны веревками, шли кучей.

Вокруг них с обнаженными мечами и пиками шагали римские солдаты.

— Почему мы не оставили их в пещере ночевать? — услышал Гард голос одного из римлян.

— Они бы там расползлись, как змеи: ищи их потом! У нас есть хорошая тюрьма, оттуда не убегут.

Они дошли до какой-то деревеньки, открылась невидимая дверца, и их всех, кучей, покидали куда-то вниз, в подпол.

Гард огляделся — насколько применимо это слово к человеку, находящемуся в кромешной темноте, — и едва не закричал от радости.

Не нужна никакая долина Эйн-Геди! И никакой Михаэль ему не нужен!

Римляне сбросили их именно в то подземелье, где спрятал Весть Азгад.

Не без помощи комиссара Гарда римляне обнаружили эту тюрьму, и теперь решили использовать ее.