Внутри комитета была проведена серьезная работа — наличие «кротов» внутри системы весьма встревожила руководство. Если уж диверсанты смогли влезть на такой высокий уровень, значит, существующие методы противодействия оказались неэффективными. Во все это я вникать не стал, скажу лишь, что резонанс был огромный, но само собой все случившееся скрыли от общественности. Разобрались за закрытыми дверями. В газетах не было ни слова о том, что иностранные шпионы пытались взорвать один из энергоблоков атомной электростанции. И причины на то были понятны…

Иностранный куратор и все исполнители были нейтрализованы, а потому угроза миновала. Главный зачинщик Виктор, оказавшийся троянским конем, был ликвидирован прямо у «БЩУ № 4» вместе со своим доверенным лицом, капитаном Пономаревым. Да, он все-таки подох через несколько дней, при странных обстоятельствах. Можно сказать, что мы едва уложились. Если бы вовремя не подоспел Андрюха Петров, то возможно, что Чернобыль все-таки рванул бы. В последствии, курсант сам попросил меня не светить присутствие его отца Григория и его самого во всем этом деле. По большей части капитан остался в тени, но как по мне, это было как-то нечестно…

Товарища Лисицына, трагически погибшего во время проведения операции, немногим позднее представили к государственной награде. Посмертно.

В июне восемьдесят шестого, спустя полтора месяца после событий на станции, меня тоже представили к награде. Честно говоря, я даже не ожидал, что про меня вообще кто-то вспомнит. Стоит ли говорить, что я испытал, когда в Москве, заместитель председателя комитета госбезопасности СССР, товарищ Ермаков прицепил мне на грудь Орден Красной Звезды?

А потом меня экстерном взяли в школу КГБ. Без всяких экзаменов и проверок. Более того, уже на следующий год я получил первое офицерское звание и назначение на должность.

— Это только благодаря вам, — демонстративно смутившись, ответил я. — Признавайтесь, вы ведь лично курировали вопрос о моем ускоренном обучении?

— Отчасти, — хитро улыбнулся он. — Павел Сергеевич тоже отметился. Да и чему тебя обучать-то? Ты и без нашей помощи прекрасно справлялся, практически в одиночку. В том, что ты далеко пойдешь, я понял еще тогда, в Краснодаре, на полигоне Молькино, в восемьдесят четвертом. Без зазрения совести скажу, что ты куда толковее многих действующих сотрудников. Но, смотри, не зазнавайся! Эх, жаль, что так получилось с Пономаревым… Моя правая рука ведь. Не доглядел я, не доглядел… Кстати, как семья? Слышал, у тебя сын родился?

— Да, весной еще. Кириллом назвали. Все замечательно.

— Ну и отлично. Но как ты понимаешь, я не просто так попросил тебя зайти, — как я и ожидал, полковник Черненко перешел от любезностей непосредственно к делу. Он взял со стола красную папку, открыл ее и вытащил оттуда пару листов бумаги, светло-желтого цвета. — Мне нужен толковый человек в одном важном деле.

— Так… — я осторожно подбирал правильные слова. — Алексей Владимирович! Меня же уже назначили…

— Ну да, так-то оно так, — вздохнул он, затем быстро открыв какой-то блокнот, пролистал там пару страниц. — Обратно в Краснодар?

Я кивнул.

— А в Афганистан не хочешь? — усмехнувшись, заявил Черненко, посмотрев на меня внимательным взглядом. — Ненадолго, максимум на неделю. Дело там намечается серьезное, отличная возможность проявить себя, вместо того, чтобы в кабинете штаны просиживать.